Женский хор - [9]

Шрифт
Интервал

наконец начались, мне стало так страшно и так надоело каждый месяц истекать кровью, что я подумала: Если перестану есть, у меня больше не будет ни месячных, ни боли, — и хотя я ни секунды в это не верила, это сработало. Я перестала есть, и у меня прекратились месячные, одежда стала мне велика, и я перестала разговаривать. Заметив это, отец забеспокоился и отвел меня к мужчине в белом халате, который напоминал уже не Деда Мороза, а Фредди Крюгера, хотел положить меня в больницу, подселить к сумасшедшим. Папа сказал, что нужно подождать, пока мне не станет лучше, что я хорошо учусь и быстро выйду из этого состояния, в конце концов, половое созревание — это вам не фунт изюму, тем более для девочек. Но Фредди — с этим ничего не поделаешь, говорят, он был одержимый — выставил папу за дверь, остался со мной наедине и стал говорить, что если я буду продолжать в том же духе, то умру, и когда я, сама наивность, спросила, действительно ли так опасно ничего не есть (потому что, на самом деле мне не хотелось есть с тех пор, как умерла мама моей лучшей подруги, мне было очень грустно и еда казалась безвкусной, мне ничего не хотелось, но это не мешало мне вставать по ночам и есть шоколад), он выпустил когти и сказал: Не рассказывай мне сказки, я знаю, что у тебя, — и я поняла, что это — только начало фильма. Однако, как правило, если мне фильм не нравится, я встаю и выхожу, и, когда Фредди попытался меня удержать, папа сказал ему: Отпустите ее, мы сами разберемся.

Вопросы к учительнице, у которой я спросила, когда Химена из «Сида» говорила о своей девственной плеве, означало ли это, что она была девственницей, а учительница влепила мне оплеуху, сказав, чтобы я прекратила над ней издеваться, иначе она выгонит меня из класса. Тогда я еще не знала, что у слова «hymen»[10] есть другое значение. Откуда мне было знать? Эта дура нам ничего не объяснила!

Вопросы к преподавателям, вещавшим с кафедры, когда я только начала изучать медицину, и к лечащим врачам больницы, которые в ногу маршировали в коридорах, влетали в палаты и так же быстро вылетали обратно, бросив беглый взгляд, — и поминай, как звали. Впрочем, в большинстве случаев они не знали пациентов по имени, а что до объяснений, то на это у них не было времени, ведь они спешили в операционный блок.

У меня есть вопросы к женщинам, которые, с тех пор как я стала интерном, повсюду — в коридорах консультаций, в отделениях неотложной помощи акушерской клиники, в родильных залах, палатах, когда я совершала повторный обход по вечерам, и в операционном блоке, где их наконец усыпляли, — не переставали задавать мне вопросы, на которые я не могла ответить. Как будто я Господь Всемогущий или Его верховная жрица, как будто я могла объяснить то, что с ними происходит, только потому, что я сама женщина, как будто знала что-то об этом, как будто что-то понимала. Как будто я, не знающая, что происходит в моем собственном теле, могла догадаться, что с ними.

«Боль, которая появляется у меня в низу живота, доктор, как будто из меня вырывают внутренности, вот здесь, сбоку, в области правого яичника, там, внизу, где левый яичник, во влагалище, когда он пытается проникнуть в меня, она невыносима, это нормально?»

«Схватки, доктор, в бедрах, в спине, мне кажется, что он хочет отделиться от меня, он крупный, мне сказали, что это мальчик, потому что живот высокий, это правда?»

«Груди раздулись, соски потрескались, месячным конца не видно, губы сухие, целлюлит по всему телу и растяжки, я сильно похудела, и, тем не менее, у меня шестеро детей, вы понимаете меня, доктор, не так ли, с этим можно справиться?»

«Месячные прекратились, когда мне было семнадцать. У меня был шок после смерти брата, и с тех пор ничего, хотя до этого они шли как по расписанию и приходили на каждый двадцать девятый день или иногда на тридцать второй и время от времени на двадцать пятый, но каждый месяц я была уверена, что они придут, на третью пятницу или четвертый вторник, в зависимости от месяца, но это было до того, как мой брат умер, — и все прекратилось… Я дала себе три месяца, чтобы прийти в себя, и, когда рассказала об этом маме, она набросилась на меня, испугавшись, что я беременна. Я объяснила ей, что ни разу не спала с мужчиной, но она мне не поверила и насильно отвела к своему гинекологу, который осмотрел меня со всех сторон, запихивал свои руки и инструменты куда попало. Я была в ужасе, УЗИ и анализы, и в конце концов он сказал, что это идиопрактическое[11] явление, что ему нет объяснения, что это в моей голове или это необъяснимо, только я прекрасно знала, что мои яичники перестали работать из-за шока после смерти брата. Он был поваром и возвращался с работы однажды в субботу ночью со свадьбы, — и, как обычно, за городом остановил машину, его подхватил какой-то тип, а он не понял, что тип был пьян, его машина влетела в столб, и это несправедливо, понимаете, потому что водителю хоть бы что, а мой брат умер на месте, а поскольку мы были очень близки, это стало для меня шоком. Понимаете, у меня больше ничего не было, я больше ничего не видела, вы до меня такое у кого-нибудь встречали?»


Рекомендуем почитать
Мы вдвоем

Пристально вглядываясь в себя, в прошлое и настоящее своей семьи, Йонатан Лехави пытается понять причину выпавших на его долю тяжелых испытаний. Подающий надежды в ешиве, он, боясь груза ответственности, бросает обучение и стремится к тихой семейной жизни, хочет стать незаметным. Однако события развиваются помимо его воли, и раз за разом Йонатан оказывается перед новым выбором, пока жизнь, по сути, не возвращает его туда, откуда он когда-то ушел. «Необходимо быть в движении и всегда спрашивать себя, чего ищет душа, чего хочет время, чего хочет Всевышний», — сказал в одном из интервью Эльханан Нир.


Пробуждение

Михаил Ганичев — имя новое в нашей литературе. Его судьба, отразившаяся в повести «Пробуждение», тесно связана с Череповецким металлургическим комбинатом, где он до сих пор работает начальником цеха. Боль за родную русскую землю, за нелегкую жизнь земляков — таков главный лейтмотив произведений писателя с Вологодчины.


Без воды

Одна из лучших книг года по версии Time и The Washington Post.От автора международного бестселлера «Жена тигра».Пронзительный роман о Диком Западе конца XIX-го века и его призраках.В диких, засушливых землях Аризоны на пороге ХХ века сплетаются две необычных судьбы. Нора уже давно живет в пустыне с мужем и сыновьями и знает об этом суровом крае практически все. Она обладает недюжинной волей и энергией и испугать ее непросто. Однако по стечению обстоятельств она осталась в доме почти без воды с Тоби, ее младшим ребенком.


Дневники памяти

В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Всё, чего я не помню

Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.