Женские убеждения - [111]

– Фейт, могу я с вами поговорить?

Фейт повернулась к ней, кивнула, подняла руку и жестом попросила пропустить к ней Грир. Все вежливо отступили, разбрелись по большому кабинету, чтобы продолжить разговоры про разные там конференции, мини-конференции или потенциальных лекторов.

– Вы правда собираетесь говорить по телевидению о программе наставничества? – негромко спросила Грир у Фейт, подойдя к ее столу.

– Это было заявлено как одна из тем. Митч Майклсон, возможно, задаст мне об этом вопрос.

– Еще можно отказаться. – Грир огляделась, чтобы убедиться, что никто не слушает. Не слушали.

– Это будет непрофессионально, – возразила Фейт. – Кроме того, мне нужно привлечь внимание зрителей и к другим вещам. Это отличная возможность. Нам нужна реклама, как и всегда. Вам это известно.

– Но тут же речь не о рекламе, – произнесла Грир еще тише. – О чем вы? Мы делаем то, что делаем, вне зависимости от того, привлекает это к себе внимание или нет. Делаем ради женщин. Вы всегда это подчеркивали. – Грир умолкла, сняла с рукава пылинку, вновь подняла глаза. – Поначалу я не совсем понимала, чем мы тут занимаемся, – сказала она. – Просто знала, что хочу этим заниматься. Меня тянуло к этой работе. Тянуло к вам, – добавила она, и голос стал жестче. – Но потом я поняла, что дело не только в вас. Еще и в них. И сейчас дело в них, – она запнулась, подумав, что все это слишком похоже на речь, а она не собиралась произносить речь, тем более без заранее написанного текста. Речи нужно продумывать, редактировать, править; сейчас возможности не было. – А теперь место, где мы работаем, перестало быть моим. И я не могу больше.

– Чего вы не можете?

– Оставаться в «Локи». Просто не могу, Фейт. Все неправильно, – Фейт по-прежнему молчала, поэтому Грир произнесла официальным тоном: – Так что я, пожалуй, ухожу.

Фейт смотрела на нее, выжидая. Грир подумала: я не стану дожидаться ее разрешения уйти. Просто уйду. Однако задержалась ненадолго, вообразив себе свое рабочее место со всеми этими фотографиями и картинками, приколотыми над столом. За долгое время они выцвели, многие свернулись в трубочку. Уходя, придется по одной снимать их со стены, оставив за собой послание азбукой Морзе для следующей – россыпь крошечных дырочек, из которой не извлечешь никакого смысла. Грир внезапно представился Кори, который отказался от своего будущего, просто взял и ушел из «Армитейдж и Рист», бросил все, что для него так тщательно было спланировано.

Грир заметила: присутствовавшие наконец-то обратили на нее внимание. Разговоры смолкли, все смотрели на них, понимая, что у стола Фейт происходит что-то важное. Даже просто глядя на Фейт, они видели под поверхностью ее лица подземные толчки, вызванные неврологической бурей. Буря надвигалась. Блин, в Фейт Фрэнк назревала буря.

– Ну хорошо, – произнесла Фейт, поняв, что все на нее смотрят. – Видимо, так тому и быть.

– Так тому и быть.

Грир почувствовала в горле комок желчи, сглотнула. Казалось, что отказ от работы продиктовал сам по себе ее голос, он взял руководство на себя и принял однозначное решение, он же и произносил слова, а все остальное в ней просто слушало и наблюдало. Может, именно так и выглядит голос, который не является однозначно внутренним? Он вещает изнутри тебя, будто твой личный громкоговоритель. Грир подумала: в чем же награда за красноречие, где ждет катарсис? Пока она чувствовала одну лишь тошноту.

Она успела дойти лишь до двери, когда Фейт произнесла:

– На самом деле, это до определенной степени забавно.

Грир обернулась.

– Что именно?

– Судя по вашим словам, ваша деятельность так для вас важна, что вы не можете здесь оставаться. Для вас очень важны интересы женщин. Вы готовы их защищать. А вы вспомните, как поступили много лет назад. Со своей подругой. Я не помню ее имени.

– О чем вы? – спросила Грир, хотя на самом деле совсем не хотела этого слышать.

– Ваша подруга хотела здесь работать, – напомнила Фейт. – Попросила вас передать мне ее письмо, и как-то вечером в баре вы мне про это рассказали, а потом добавили, что вам не хочется, чтобы она здесь работала, я правильно помню? Поэтому письмо вы мне так и не передали, а ей соврали, что передали, верно? И почему-то вас это не мучило.

Самое время упасть в обморок, подумала Грир. Она беспомощно огляделась – все явно опешили, но притворялись отстраненными. Помочь ей было некому. Фейт правильно описала, как Грир поступила с Зи: ужасно было слышать эти слова, а подобный поступок не имел извинения. Но это же так несправедливо, подумала Грир, зачем Фейт проявляет такую незаслуженную жестокость, а потом ее вдруг озарило, что так оно было предначертано с самого начала: что закончится все именно этим – вернее, этим закончится, если Грир рано или поздно наберется смелости и займется чем-то своим, перестанет быть автором чужих слов, прислужницей, хорошей девочкой, которая считает, что ей довольно того, что есть. Хорошие девочки могут многое, но им редко удаются действительно важные вещи. Они не способны на величие. Возможно, Фейт специально решила даровать ей эту конфронтацию. А может, и нет. Грир наконец умудрилась вызвать ярость Фейт: зрело это долго-долго, и вот наконец произошло. Наверное, у Фейт есть все основания испытывать ярость. Грир бросила ее в одиночку разбираться со «Шрейдер-капитал», Грир как бы сказала: давайте сама, я не могу. А кроме того, Грир подспудно критиковала Фейт за то, что, зная всю правду, та сама никуда не уходит.