Женские убеждения - [11]

Она улыбнулась короткой ободряющей улыбкой – и тут оно случилось: Грир сдалась, вверилась ей полностью, приняла ее – захотелось, чтобы это ощущение длилось вечно. Слова Фейт, что она их всех любит, явно были шуткой, но Грир, слушая Фейт, почувствовала, что действительно вроде как влюбляется. Грир знала, каково это – влюбиться: так появление в ее жизни Кори потрясло ее до самого основания, взбаламутило все клетки организма. Здесь было то же самое, но без сексуальной составляющей. Ощущение было лишено чувственности, однако слово «любовь» все равно к нему подходило: любовь, которая цветочной пыльцой витала в воздухе вокруг Фейт Фрэнк.

Наверняка ведь и остальные ощущали то же самое? И даже если они много лет провели в подростковом ступоре, разглядывая себя во всех мыслимых отражающих поверхностях, хмурясь в ответ собственному образу, когда выдавливали прыщик, из которого на зеркальное стекло брызгало зеленоватое, похожее на молоко содержимое, и жаловались друзьям на придурков-родителей или насильно тащились нынче вечером в эту церковь, хотя на деле были именно такими, как говорила Фейт: невозмутимо заявляли всем и каждому, что никакие они не феминистки; но сейчас в душе у каждой прозвонил пробуждающий гонг. Он все дрожал и дрожал, казалось, не стихнет никогда, ибо перед ними сидела эта новая невероятная женщина, которая так замечательно описывала их место в непонятном мире, куда им предстояло вступить. От этого каждой хотелось стать больше, чем она есть.

Фейт произнесла:

– Ну что ж, похоже, я вам сказала все, что могла. А теперь помолчу и дам вам возможность поговорить. Спасибо, что выслушали.

В зале загремели одобрительные аплодисменты – звучали они так, будто на сковородку с горячим маслом что-то падает с большой высоты. Грир тут же захлопала в ладоши «как ненормальная» – так она потом это опишет Кори. Хотелось хлопать не тише, чем все остальные.

Кто-то в задних рядах крикнул: «ФЕЙТ – ВЫ ВООБЩЕ БОМБА!», а еще кто-то: «САПОГИ – ПРОСТО ЧУМОВЫЕ!», на что Фейт рассмеялась. Смех у нее, разумеется, был замечательный. Голова запрокинута, рот приоткрыт, горло напоказ – похожа на гладкого грациозного тюленя, который сейчас проглотит рыбку.

Температура в церкви поднялась на несколько градусов от жара человеческих тел и возбуждения зрителей, запах нагретой кожи и сырой одежды стал еще сильнее. Обстановка накалялась. Фейт обвела аудиторию взглядом, и руки взметнулись вверх.

Был скучный заученный вопрос: «Что бы вы посоветовали современной молодежи?», а потом вопрос провокационный – Фейт попросили собрать на ужин гостей ее мечты. «Приглашать можно кого угодно, – уточнила спрашивающая, – вне зависимости от страны и эпохи. Кого бы вы выбрали?» Грир впоследствии вспомнила, что Фейт пригласила Амелию Блумер, в честь которой был назван ее журнал, модную молодую вокалистку Опус, итальянскую художницу эпохи барокко Артемизию Джентилески, авиатриссу Бесси Колман – первую афроамериканку, получившую лицензию пилота, Дороти Паркер, обеих Хепберн, Одри и Кэтрин, «потому что мне нравится их стиль», сказала она, и всех четверых Битлов. И, наконец:

– Чтобы не заскучать, добавим парочку убежденных антифеминисток, – сказала Фейт. – Хотя меня, наверное, будет подмывать плюнуть им в тарелку.

Эту часть Грир пропустила – отвлеклась, соображая, кого бы она пригласила на ужин: оказалось, что сильнее всего ей бы хотелось пригласить Фейт Фрэнк. Она представила себе, как Фейт уютно устроилась в зале их общаги на первом этаже, в своих классных высоких сапожках, жует лапшу быстрого приготовления, которую Грир и Зи разогрели ей в микроволновке.

Престарелый преподаватель с исторического факультета – кожа точно мятая калька – задал вопрос, интересный ему одному («Мисс Фрэнк, мне вспомнился малоизвестный статут из дурных старых времен…»). Слушатели заскучали, отвлеклись; кто-то склонился над телефоном, кто-то пихал локтем соседа, начались перешептывания, кто-то и вовсе говорил вслух.

Декан прервала ответ, сказав:

– Наверное, лучше вам задать мисс Фрэнк этот вопрос после лекции. А сейчас, чтобы сэкономить время, двинемся дальше. Ну, народ, один последний вопрос – постарайтесь задать толковый.

Грир тут же вскинула руку; рука дрожала до самого плеча, но Грир старалась ее удерживать. На самом деле, не было у нее никакого вопроса, разве что жалкая тень вопроса. Но она чувствовала, что должна установить контакт с Фейт Фрэнк, а то будет поздно. Раньше она думала, что хватит и того, что она придет сегодня сюда и выслушает лекцию этой целеустремленной, вызывающей всеобщее восхищение женщины – может, это подбодрит ее после гнусной истории с Дарреном Тинзлером, однако ей была нестерпима мысль, что вечер вот так и закончится, Фейт Фрэнк снова сядет в такси, машина вывезет ее за ворота, умчит прочь.

И тут Зи, сидевшая с ней рядом, тоже подняла руку. У нее, разумеется, был настоящий вопрос, политического характера; возможно, даже с далеко идущей целью. Фейт кивнула головой в их сторону. Сперва было непонятно, к которой она обращается. Грир попыталась поймать взгляд Фейт – очень женский взгляд, подумала она, и сердце екнуло. А потом увидела, что Фейт остановилась на ней, именно на ней, Грир; Грир вопросительно посмотрела на Зи, чтобы убедиться, что поняла правильно. Зи коротко утвердительно кивнула, как будто говоря: да, давай. И даже улыбнулась – она с радостью отдала слово Грир.