Женские образы в творчестве Валентина Распутина - [34]

Здесь – чернота и темнота – образ боли.

Противостояние света и тьмы – это значительный момент в повести. Распутин говорит не только о необходимости возмездия за преступление, он поднимает вечный философский вопрос – об извечном противостоянии Добра (Свет) и Зла (Тьма). Здесь прочитывается проблематика Достоевского: «дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей», – говорит писатель в «Братьях Карамазовых». В «Бесах» картина иная. Битва идет уже не только в сердце человека, но на просторах России «вьются бесы», вышедшие из тела Родины, бесятся, перед тем как войти в стадо свиней…

Традиции Достоевского здесь прочитываются явственно, как и традиции Бунина: после прочтения «Деревни» каждый нормальный человек понимал: «Так дальше жить нельзя». Что же до «проблематики», то, исток ее не Достоевский, а Святое Благовествование от Иоанна: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Иоанн. 1:5).

То же и сегодня в России. Тьма не объяла свет, но глумится над светом. В наше время зло имеет такой облик, и такую власть, и такую силу. Почему? И в чем спасение? Не частное спасение, но – общее («по одиночке их не выучить»), то есть – победа Добра?

Когда-то Альфонс Доде замечательно сказал «… пока народ, обращенный в рабство, твердо владеет своим языком, он владеет ключом от своей темницы». Распутин вручает этот ключ младшему Ивану: «…когда звучит в тебе русское слово, издалека-далеко доносящее родство всех, кто творил его и им говорил… когда плачет оно, это слово, горькими слезами уводимых в полон… молодых русских женщин; когда торжественной медью гремит во дни побед и стольных праздников; когда безошибочно знает оно, в какие минуты говорить страстно и в какие нежно, приготовляя такие речи, лучше которых нигде не сыскать, и как напитать душу ребенка добром и как утешить старость в усталости и печали, – когда есть в тебе это всемогущее родное слово рядом с сердце и душой, напитанных родовой кровью – вот тогда ошибиться нельзя. Оно, это слово, сильнее гимна и флага, клятвы и обета; с древнейших времен оно само по себе непорушимая клятва и присяга».

Таким образом, перед читателем в последней повести Распутина проходит образ женщины «на распутье»: одни осуждают Тамару Ивановну за самоуправство, другие считают её поступок праведным Возмездием за зло, причинённое её дочери. Но героиня, как и Егорьевна, ищет себя, ищет свой путь к Свету из Тьмы.

2.3.3. Образ Настёны – один из самых сложных образов

в творчестве Распутина

Последнюю точку в своих размышлениях о женских образах в творчестве Валентина Распутина мы хотим поставить анализом одного из самых сложных образов в его творчестве -

образом Настёны из повести

«Живи и помни».

Мы не случайно нарушили последовательность разговора о женских образах в соответствии с хронологией выхода произведений Распутина в свет. Образ Настёны – это образ, синтезирующий в себе черты двух типов исследуемых нами образов, – образа «обыкновенной» женщины и образа женщины «на распутье». Именно это обстоятельство даёт основание вести разговор об этом образе в финале нашей работы как об образе-синтезе.

Об этой повести Валентина Распутина написано столь много и у нас в стране и за рубежом, сколь, вероятно, ни о каком другом его произведении. Одной из лучших книг о минувшей войне назвал ее Виктор Астафьев, отметив «потрясающую, глубокую трагичность», что является основой всей повести, её доминантой. А.Овчаренко оценил эту повесть Распутина как лучшее достижение литературы 70-х годов «в области психологической прозы» [25, с.348]. В.Бондаренко в своей статье «Поминальная молитва Валентина Распутина» отмечает, что «это одна из самых мистических повестей русской литературы» [31, т.1, с.392].

Да, повесть была высоко оценена, но далеко не все и не сразу правильно ее поняли, увидели в ней те акценты, которые были проставлены писателем. Некоторые отечественные и зарубежные исследователи определили ее в первую очередь как произведение о дезертире, человеке, сбежавшем с фронта, предавшем товарищей. Но это – результат поверхностного прочтения. Сам автор повести не раз подчеркивал: «Я писал не только и меньше всего о дезертире, о котором, не унимаясь, талдычат почему-то все, а о женщине…».

Образ Настены – этический центр повести. Она, а не Гуськов, – главная героиня. Сам автор о Настене не раз говорил, что повесть – именно о ней, а не о дезертире, что именно ее, женский, характер сначала возник в его представлении. «Читатель был готов к ситуации, когда она или сама выдаст своего мужа, или заставит его прийти с повинной. Но Настена не делает ни того, ни другого. И я должен был это доказать – и доказать так, чтобы у читателя было полное основание поверить в необходимость и правомерность ее поступков. Если бы она поступила по-иному, это уже была бы другая повесть, которую должен был бы написать другой автор. А мне кажется, что я сумел доказать естественность поступков Настены», – говорил Валентин Распутин, подчеркивая, насколько важен для него этот образ и правильная его трактовка.

Критики, основывавшиеся не только на внешнем движении сюжета, но в первую очередь на внутренней философии характеров, тоже отмечали, что «повесть Валентина Распутина – не о дезертире, а о русской женщине, великой в своих подвигах и в своих несчастьях, хранящей корень жизни» (А.Овчаренко).