Женская война - [26]

«Черт возьми! — подумал Ковиньяк. — Мой зять на этот раз угадал чудесно».

Потом прибавил вслух:

— Пожалуй, извольте, соглашусь, воздух ночной…

— Пойдемте же, — сказал герцог, подавая руку Наноне и переходя в столовую с Ковиньяком. — Вот тут довольно работы для вашего желудка, как бы он ни был взыскателен.

Действительно, Бискарро превзошел самого себя: блюд было немного, но все они были отборные и приготовлены превосходно. Белое гиеннское вино и красное бургонское выливалось из бутылок, как жемчуг и как рубин.

Ковиньяк ел за четверых.

— Брат ваш ест чудесно! — сказал герцог. — А вы не кушаете, Нанона?

— Мне уже не хочется есть.

— Милая сестрица! — вскричал Ковиньяк. — Ведь удовольствие видеть меня отняло у ней аппетит. Право, мне досадно, что она так любит меня!

— Возьмите кусочек рябчика, Нанона, — сказал герцог.

— Отдайте его моему брату, герцог, — отвечала Нанона. Она заметила, что тарелка Ковиньяка быстро пустеет, и боялась, что он опять начнет смеяться, когда кушанье исчезнет.

Ковиньяк подставил тарелку и улыбнулся самым благодарным образом. Герцог положил ему на тарелку кусок рябчика, а Ковиньяк поставил перед собою тарелку.

— Ну, что же вы поделываете, Каноль? — спросил герцог с такою милостивою короткостью, которая показалась Ковиньяку чудесным предзнаменованием. — Разумеется, я говорю не о любовных делах.

— Напротив того, говорите о них, ваша светлость, говорите, сколько вам угодно, не церемоньтесь, — отвечал Ковиньяк, которому частые приемы медока и шамбертена развязали язык. Впрочем, он не боялся появления барона Каноля, что редко случается с теми, кто принимает на себя чужое имя.

— Ах, герцог, — сказала Нанона, — он очень хорошо понимает шутку!

— Так мы можем потолковать с ним об этом молоденьком дворянине, — сказал герцог.

— Да, о том мальчике, которого вы встретили вчера, братец, — прибавила Нанона.

— Да, на дороге, — сказал Ковиньяк.

— И потом в гостинице Бискарро, — прибавил герцог д'Эпернон.

— Да, потом в гостинице Бискарро, — сказал Ковиньяк, — это сущая правда.

— Так вы в самом деле с ним встретились? — спросила Нанона.

— С мальчиком?

— Да.

— Каков он был? Ну, говорите откровенно, — сказал герцог.

— По правде сказать вам, — отвечал Ковиньяк, — он был премилый малый: белокурый, стройный, прелестный, ехал с каким-то конюхом.

— Именно так, — сказала Нанона, кусая губы.

— И вы влюблены в него?

— В кого?

— В этого премилого малого, белокурого, стройного и прелестного?

— Что это значит, ваша светлость? — спросил Ковиньяк, готовясь рассердиться. — Что хотите вы сказать?

— Что? У вас до сих пор хранится на сердце серенькая перчатка? — спросил герцог, лукаво улыбаясь.

— Серенькая перчатка?

— Да, та самая, которую вы так страстно нюхали и целовали вчера вечером.

Ковиньяк уже ничего не понимал.

— Та перчатка, которая заставила вас догадаться, понять пре-вра-ще-ние… — продолжал герцог, останавливаясь на каждом слоге.

Ковиньяк по одному этому слову понял все.

— А, этот мальчик был дама? — вскричал он. — Ну, даю вам честное слово, что я угадал эту шутку!

— Теперь уже нет сомнения, — прошептала Нанона.

— Налейте мне вина, сестрица, — сказал Ковиньяк. — Не знаю, кто опустошил бутылку, которая стояла возле меня, но в ней уже нет ничего.

— Хорошо, хорошо! — сказал герцог. — Есть еще возможность вылечить его, если любовь не мешает ему ни есть, ни пить. Государственные дела не пострадают от такой любви.

— Как! Чтобы от любви моей пострадали дела короля? Никогда! Дела короля прежде всего! Дела короля — вещь священная! Не угодно ли за здоровье короля, ваша светлость!

— Можно надеяться на вашу преданность, барон?

— На мою преданность?

— Да.

— Разумеется, можно. Иногда я готов позволить изрезать себя на куски…

— И это очень просто, — перебила Нанона, боясь, что в восторге от медока и шамбертена Ковиньяк забудет свою роль и воротится к своей личности. — И это очень просто. Разве вы не капитан войск его королевского величества по милости герцога?

— И никогда этого не забуду, — отвечал Ковиньяк с изумительным душевным волнением, положив руку на сердце.

— Мы и не то сделаем после, — сказал герцог, — а что-нибудь побольше.

— Покорнейше благодарю!

— И мы уже начали.

— В самом деле?

— Да. Вы слишком скромны, друг мой, — возразил герцог д'Эпернон. — Когда вам нужна будет протекция, надобно обратиться ко мне. Теперь, когда вам не нужно ходить окольною дорогою, когда вам уже не нужно скрываться, когда я знаю, что вы брат Наноны…

— Теперь, — вскричал Ковиньяк, — я всегда буду относиться прямо к вашей светлости!

— Вы обещаете?

— Даю слово.

— Прекрасно сделаете. Между тем сестра объяснит вам, о чем мы теперь хлопочем: она должна отдать вам письмо от меня. Может быть, все счастие ваше зависит от поручения, которое я даю вам по ее просьбе. Попросите совета у сестры вашей, молодой человек, попросите у нее совета: она умна, осторожна и чрезвычайно добра. Любите сестру вашу, барон, и будьте уверены, что я всегда буду к вам милостив.

— Ваша светлость, — вскричал Ковиньяк с непритворною радостью, — сестра моя знает, как я люблю ее, как я желаю видеть ее счастливою, славною и особенно… богатою!