Женщины у колодца - [74]

— Деньги? Ах да, это за гагачий пух!

— Так тебе это известно?

— Разумеется.

Оливер снова обратился к женщине:

— Кто это с тобой? — спросил он. — Твой возлюбленный?

— А если бы и так? — отвечал за неё мужчина и ближе подступил к Оливеру.

Оливер тотчас же отошёл назад.

— Я только хотел услышать, откуда ты? — возразил он. — Я ведь тебя почти не знаю. Или, может быть, знаю?

— Я оттуда же, откуда у тебя пух! — засмеялся он.

Оливер смирился, видя, что он ничего тут не добьётся, и кротко ответил:

— У меня нигде нет пуховых гнёзд. Этот пух я скупал постепенно в течение двадцати лет. Вот это я могу сказать. К сожалению, я не такой человек, чтобы охотиться за гнёздами. Ты ведь видишь, что я не такой человек, который может искать гнёзда. Я ведь калека.

Длиннобородый человек отвернулся от него и заговорил с женщиной.

— Лучше не могло сойти! — сказал он ей. — Дождь перестал и он скоро уже достигнет своей лодки... Без него они не могут уехать, иначе они будут выброшены. Нет, лучше не могло сойти, ни на чуточку! И он был бы уже на пароходе, если б его не задержала выплата денег. Слышала ты что-нибудь подобное? Пух? Краденое добро? Тебе не холодно? — вдруг он спросил её.

— Нет.

— Так не будь же такая унылая! Что это с тобой? Он уедет, а мы расстанемся, вот и всё! Он парень ловкий.

— У него так сильно болели зубы, — вмешался Оливер, желая угодить им. Но длиннобородый не обратил на него никакого внимания.

— Что за свинская погода была, когда мы, в полном неведении, решили тут встретиться с ним! Отчего ты не взяла у него резиновый плащ, когда он предложил его тебе?

— Мне не хотелось брать от него.

— Ну да, тебе не хотелось. Но он не имел дурного намерения.

— Я ничего не хочу брать от него.

— Разве он не твой возлюбленный? Что ты тут болтаешь?

— О, помолчи же!

— Я думаю, что ты имеешь право встречаться со своим возлюбленным. Во всяком случае, никто из нас не может что-нибудь сказать против этого. Мы спокойно шли своей дорогой и случайно встретили его. Ничего тут дурного нет! Но разве мы останемся тут стоять на дороге?

— Если б я всё это знала!

И вдруг длиннобородый совершает неожиданный поступок. Он вытаскивает из кармана губную гармонику и начинает на ней играть какую-то мелодию. Он это сделал, быть может, для того, чтобы ободрить её, или же, чтобы подчеркнуть свою беспечность и представить в невинном освещении своё пребывание на улице ночью. Это невероятно, но это так, и Оливер слушает музыку. Желая его задобрить, Оливер восклицает:

— Это великолепно! Я объездил весь свет и ничего подобного не слышал.

Длиннобородый остановился и, обратившись к Оливеру, спросил:

— Чего же ты ждёшь здесь?

Калека понял, что этот человек относится к нему враждебно, и потому ответил:

— Ничего. Я пойду теперь вниз, хочу посмотреть, как отойдёт пароход.

Оливер ушёл, но в голове у него зародились подозрения. Теперь он знал, кто был этот бродяга. Он вспомнил, что слышал его игру в юношеские годы и всякие легенды, которые распространялись про этого игрока на гармонике. Это был уроженец города, сын кузнеца Карлсена, виртуоз на губной гармонике и бродяга, которого можно было увидеть на всех железнодорожных и шоссейных работах. Что он тут делал теперь этот бродяга? С ним была его сестра, а его брат Адольф, тот самый, который имел корабельный сундук, находился на судне. Хороша вся эта банда, нечего сказать! Оливеру было досадно, что он не может сказать им в глаза того, что думает о них.

В глубоком раздумье Оливер пришёл домой. Кто знает, стоит ли ему так много размышлять о том, что имели в виду все эти люди? Он мог только радоваться, что его собственное дело кончилось удачно и карман его был набит деньгами. Ведь это была награда за его прилежание, за то, что он из года в год отправлялся на острова к птичьим гнёздам. Оливер дошёл уже до самого дома, когда послышался снова длительный звук сирены и английский пароход отошёл, наконец, от пристани.

Это был день, полный событий для Оливера, и он испытывал такое же самодовольное чувство, как тогда, когда он привёл потерпевшее аварию судно. Он бы очень хотел, придя домой, похвастаться всем, что он сделал. Ведь он вернулся домой с деньгами и, кроме того, напал на след какой-то тайны. Но Петра спала и весь дом спал, когда он вернулся. Петра вовсе не была его поверенной, вот ещё! Однако, в этот момент ему очень хотелось, чтобы она слушала его. Он бы с важным видом шепнул ей кое-что и заставил бы её встрепенуться. Но она спала, бедняжка, вероятно утомлённая своими посещениями адвоката Фредериксена, с которым вела переговоры о доме. Она, должно быть, вернулась только недавно и сейчас же сладко и крепко заснула.

Оливер разбудил её, намеренно уронив костыль на пол. Полный сознанием собственной важности в эту минуту, он сказал ей недовольным тоном:

— Ты бы могла припасти для меня какое-нибудь тёплое питьё, когда я прихожу домой после важного дела. Я совсем закоченел.

Петре надоело его вечное хвастовство своими важными делами и она сердито ответила ему:

— Что-нибудь тёплое? Но ведь я тоже ничего тёплого не нашла, когда вернулась домой.

— Так! Тебя тоже не было дома?