Женщины у колодца - [68]

— Я надеюсь, что ты хорошенько объяснишь ему, как он намерен поступить с калекой!

Когда Петра ушла, Оливер вытащил из кармана разные сладости и печенья, которые он принёс для себя и для девочек. Он не делал никакой разницы между ними и делил всё поровну. Пожалуй, голубоглазая получала даже больше, потому что она была милее и в сущности сердечнее своей сестры. Оливер долго ждал, что у неё вырастет лошадиный нос, как у Маттиса, и был приятно разочарован. Он любил теперь голубоглазую девочку, так же, как другую, с «семейными карими глазами». Однажды голубоглазая свалилась с пристани в воду и Оливер бросился спасать её, забыв, что у него только одна нога. Он вытащил её, зацепив своим костылём, но когда она открыла глаза, то он накричал на неё и нашлёпал за то, что она шалила на пристани и так страшно напугала его. Но вообще Оливер никогда не бил своих детей и предоставлял матери наказывать их. Он умел лучше всех обращаться с детьми, и всё его сердце принадлежало им.

Оливер и обе девочки прекрасно чувствовали себя, оставшись одни, и, сидя за столом, уничтожали лакомства. Впрочем, они не забыли отложить и для брата студента и для другого брата, подмастерья кузнеца. Дети были счастливы. Разве есть другой такой отец, который так угождает своим детям? Затем Оливер стал рассказывать им о своих морских путешествиях. Чего, чего только ни видал он! И девочки слушали его с восторгом и не спускали с него глаз. Потом они играли с ним и все трое так весело смеялись, как только могут смеяться дети.

Спустя некоторое время пришёл Франк. Он был такой бледный, такой измождённый. Умственная работа изнуряла его так, как изнуряет разгульная жизнь. Он молча съел свой ужин и свои пирожные, и имел такой печальный вид, точно ничто не радовало его. Он знал языки, но не созрел для жизни и словно не замечал, что его окружало. Оливер подумал, что он должен что-нибудь сказать сыну. Это не повредит ему.

— Ты не должен так чрезмерно много учиться, Франк, — сказал Оливер, — Ты можешь заболеть от этого. Насколько я вижу и понимаю, ты знаешь уже больше, чем кто-либо другой в нашем городе.

Франк ничего не ответил.

— Расскажи же нам, чем ты занимался сегодня, что читал и изучал.

Ах, конечно, они ничего тут не поймут! Но он всё же снисходит к ним и говорит им о разных грамматических формах, о суффиксах, родах и падежах. Он поправляет девочек, когда они неправильно произносят какое-нибудь слово. Он тщательно изучил все эти грамматические тонкости, занимающие его днём и ночью и, словно паутиной, окутывающие его мозг. Но никто, ни один человек не научил его думать, и под гнётом своей задачи он двигался дальше в том же направлении. Никто не мог бы сказать, что он растратил попусту свои силы и время, но он жизнь превратил в филологию и не чувствует себя обманутым. Он идёт дальше, продолжает своё странствование в пустыне, подобно другим таким же странникам, идёт не для того, чтобы придти куда-нибудь, а потому что такова его задача в течение всей его жизни.

Он наскучил своим слушателям. Оливер начал зевать, однако, всё-таки не последовал примеру девочек, которые встали из-за стола. Франк заметил, что им наскучило слушать его. Он немного обиделся и, с усмешкой, сказал им: «Конечно, я должен был тут сидеть и забавлять вас!». Маленькие девочки снова уселись осторожно на свои стулья, и отец постарался извинить их в глазах учёного брата.

— Они ведь этому не учатся, — сказал он. — Для них это слишком возвышенная вещь. Но мы всё думаем, что это самое удивительное из всего, что мы слышали когда-либо. А ведь я там, в обширном мире слыхал даже, как говорили негры!

Однако, слова отца не вернули Франку хорошего настроения. Он утомлён и не может продолжать. Поэтому он встал и собрался уходить.

— Ну, так мы благодарим тебя за всё, что мы слышали от тебя сегодня, — обратился к нему отец. — Я не знал, что немецкие слова имеют род, а я ведь слышал, как говорят немцы, больше, чем кто-нибудь другой здесь! Но если ты это говоришь...

Голубоглазая девочка прервала его, сказав брату:

— Слушай, у тебя галстук перевёрнут!

Франк исправлял их речь, с точностью указывая на их ошибки, но тут он почувствовал всю безнадёжность этого. Стоит ли трудиться? Ведь они не с восьми лет начали учиться языкам! И Франк уходит, забыв поправить галстук.

Оливер и девочки снова остались одни, но их весёлое настроение уже испарилось, и голубоглазая девочка очень сердита на Франка. Отец старается извинить его.

— Но ведь он же не будет пастором, к чему же ему так много учиться? — возражает она.

— Глупенькая! Начальник школы ведь тоже не пастор, а он всё-таки учёный человек.

Абель вернулся домой и так как он уже поужинал у кузнеца, то ему дали только два маленьких пирожка. Но Абель, в своём роде, славный парень. Он съел оставленные для него лакомства и тотчас же вслед затем вынул из своего кармана другие лакомства, которые он сам принёс для них. Абель ежедневно получает обед у кузнеца, но дома не всегда есть припасы в достаточном количестве, и его сестрёнки далеко не всегда ложатся спать сытые, так же, как и отец их. Когда же Абель вынул два маленьких свёртка, то немедленно объявил девочкам, чтобы они не смели трогать сладости, которые он принёс только для себя, и намерен лакомиться, когда ляжет в постель. Но дети отлично понимали, в чём дело, и набросились на лакомства.