Женщины у берега Рейна - [44]

Адельхайд Капспетер (разражается слезами). Но я ведь думала, так… я хотела…

Ева Плинт (берет ее за руку). Тебе надо многому научиться, Адельхайд, может, я выкрою время, и мы еще потолкуем об этом… Будь, если хочешь, если тебе это нужно, сердитой, глупой, упрямой, но только не относись к людям свысока. Вот его (указывает вслед Карлу) ты можешь назвать чокнутым графом, даже, если хочешь, падшим, – но Карла защищает его дворянство. Если его и заденут твои слова, то не сильно. Меня ты можешь обозвать мокрой курицей, избалованной моим папочкой-нуворишем, я обижусь, но не очень. Меня тоже защищает мое высокомерие, к тому же моя защитная броня на денежной подкладке (неожиданно запальчиво), а вот у Эрнста защиты нет, его не защищает даже заносчивость интеллектуала. На нем нет живого места, с него содрана почти вся кожа. Он вкалывал с тех пор, как научился ходить, вкалывает как бешеный и сейчас, и у него нет такой эстетической защиты, которая зовется хорошим вкусом, у него больной желудок – следствие нищеты. И все-таки я благодарна тебе за твое идиотское замечание, оно его так сильно обидело, что он задумался. Ты можешь мне сказать, почему твоему отцу пришлось пересиливать себя, почему ему было так трудно пригласить Гробша?…

Адельхайд Капспетер (все еще плача). Он же считается левым… Ева Плинт. Он и есть левый, но кроме того – он депутат бундестага и вплоть до вчерашнего дня был референтом министра.

Адельхайд Капспетер (перестает плакать). Значит, ты считаешь меня дурочкой?

Ева Плинт. Нет, но совершенно бесчувственной, несмотря на твою музыку, несмотря на бесчисленные и поистине чудесные произведения искусства в вашем доме. Когда кто-нибудь задевает вас, вы ссылаетесь на свою чувствительность; когда чувства проявляют другие, вы называете это обидчивостью. (Очень серьезно.) Тогда, после концерта у вас, я кое-что поняла, кое-что. Когда вы встречаетесь с человеком простого происхождения, да еще претендующим на левизну, таким, как Эрнст, вы считаете, что он начисто лишен чувствительности. Точно так же вы утверждаете, что у народов тех стран, где люди гибнут косяками, просто-напросто другое отношение к смерти. (Тише.) Мне крайне неприятно то, что я поняла, ведь я весьма высокого мнения о собственном вкусе, но я, как это мне ни горько, ясно понимаю, что вкус не имеет никакого, абсолютно никакого значения – это всего лишь производное от слова «вкушать». Попытайся понять меня. Вашему вкусу, вам приятен Бетховен, а Эрнсту нет – он плачет, слушая его.

Берет Адельхайд под руку, и они уходят. Вместо них появляются Кренгель и Карл фон Крейль.

Кренгель. Вы помните меня? Кренгель, банкир. Друг вашего отца. Карл фон Крейль. Припоминаю, но очень смутно. Кажется, вы пришли в гости к отцу, а я в ту минуту собрался уходить. Вы были с дочерью, она показалась мне очень симпатичной. Она здесь?

Кренгель (настойчиво, очень серьезно). Уделите мне минутку. Вы были тогда молодым советником, подавали большие надежды, и я уговорил вас избрать дипломатическую карьеру. (Настойчиво, очень серьезно.) Нам тогда нужны были молодые, прогрессивные силы.

Карл фон Крейль. Теперь я уже не молод, а с деньгами посольства я обошелся, пожалуй, чересчур прогрессивно.

Кренгель. Знаю. Глупая выходка. Уже не мальчишеская, но вполне простительная, поскольку у вас – гм-гм – были близкие отношения с дамой. Глупости можно простить. К тому же если не считать недолгой связи с дамой, вы действовали бескорыстно и многим рисковали, а нам нужны люди, способные на риск.

Карл фон Крейль. Неужто вы хотите, чтобы меня реабилитировали и вернули на службу?

Кренгель. Что касается вашего недавнего сумасбродства – вы понимаете, о чем я… – то за ним, я полагаю, никто не разглядел спиритуалистическую основу, некий обряд, чуть ли не литургию… (Крейль удивленно смотрит на него.) финансовые недочеты вам могли бы простить, поскольку вы лишь временно превысили свои служебные полномочия. Ведь дело шло о спасении человеческой жизни, не так ли? И вы, движимый чувством, поступили по-человечески. Ваш шеф вполне мог бы оправдать ваш поступок задним числом… Однако нашлись люди, которые не поняли вашего ритуального действия, потребовали вас наказать… От членов директората моего банка часто требуется принимать быстрые решения, которые могут показаться спорными или сомнительными. Но я санкционирую их, даже если не одобряю… Вы же оплатили молодой даме, очарование которой мы могли оценить по фотографиям, авиабилет до Кубы и снабдили ее некой суммой денег. Конечно, ваш поступок имел определенную политическую направленность, но я… (Смущенно умолкает, запинается, мямлит.) Я, собственно, хотел попросить вас сотворить с моим роялем то же, что вы сделали со своим. Он пока цел, я последний крупный банкир, у которого сохранился в целости дорогой рояль. И вот прежде чем с ним расправится зловещий, навещающий всех нас гость, я хочу предоставить мой инструмент в ваше распоряжение, сотворите произведение искусства – разумеется, за соответствующий гонорар.

Карл фон Крейль (с подозрением). Но я не разбираю рояли, как этот зловещий гость. Я разрубал их… Так что вам угодно – разобрать или разрубить? Гонорар мне пригодится.