Женщины у берега Рейна - [2]
Глава 1
Просторная веранда богатой виллы, построенной в начале столетия между Бонном и Бад-Годесбергом, с видом на противоположный берег Рейна, где за пойменным леском и кустарником виднеются большие виллы. Конец лета, раннее утро. За столом, накрытым на две персоны, сидит в халате Эрика Вублер и читает какие-то рукописные листки, тут же лежит газета. Входит Катарина с кофейником, ставит его на стол.
Эрика Вублер (подняв глаза). Спасибо. Мне яйцо не надо. Что делает мой муж? Он встал?
Катарина Рихтер. Пьет кофе в ванне. Господин… ваш муж сказал, чтобы я достала из шкафа ваш серый костюм и еще раз выгладила… Он считает, что к костюму следует надеть кораллы.
Эрика (смеется). Вкус у него есть, и недурной. Если вам потребуется совет насчет одежды… (Катарина направляется к двери.) Подождите минутку. Оставьте костюм в шкафу. Сегодня он не понадобится.
Катарина (медля). Торжественная месса в кафедральном соборе. По случаю годовщины смерти Эртфлера-Блюма…
Эрика (складывает листки). Я не пойду на мессу. Моему мужу не говорите. (Кладет листки на стал.) Я только что прочла вашу биографию. Конечно, мне не положено заглядывать в ваше досье, но я его раздобыла… Хочу знать, кто меня окружает. Поскольку вынанялись к нам, то подлежите проверке из соображений безопасности. Надеюсь, это понятно?
Катарина. Разумеется. В таком доме, где… (Умолкает.)
Эрика. Где бывает столько людей и ведется столько разговоров. Вероятно, вам известно, что сотрудники ведомства безопасности не советовали брать вас на работу?
Катарина. Еще бы, воображаю. Я (нерешительно) …очень благодарна вам, что вы, несмотря на это, взяли меня. И от имени Карла спасибо. Наверное, этим я обязана ему? Или нет?
Эрика (пристально смотрит на нее). Да, ему тоже. Но и другим – моему мужу, например.
Катарина. А вам?
Эрика (кивает). Немножко. Не представляю себе, как бы я могла не доверять человеку, с которым Карл живет много лет. Впрочем (берет листки, но тут же кладет обратно), я не нашла в вашем досье ничего такого, что возбудило бы у меня подозрение. Вы опытная официантка, работали также горничной в отелях… окончили вечернюю школу, учились в университете, у вас есть ребенок… от Карла?
Катарина. Да. Ему четыре годика, мы назвали его Генрихом в честь отца Карла.
Эрика (смеется). Я прочитала об этом в досье… Старомодное имя, ну кто сейчас назовет мальчика Генрихом! (Щелкает пальцами по листкам.) Принимали участие в нескольких демонстрациях.
Катарина. Совершила кражу…
Эрика (небрежно). Да, читала. Взяли деньги, которые, по вашему мнению, принадлежали вам. Возможно, они действительно вам полагались.
Катарина. Полагались. За сверхурочные. Меня обсчитали.
Эрика. Я тоже воровала. Во время войны. Где только могла. Как квалифицированная продавщица обуви я отбывала трудовую повинность при вермахте. Ботинки, сапоги, кожевенные товары… Ни разу не попалась, а дело могло кончиться плохо: саботаж, кража военного имущества. Голодная была, муж тоже – когда приезжал в отпуск. И он воровал. (Тихо улыбаясь.) Только не болтайте об этом. Таскала я и после войны, когда работала у американцев в офицерском клубе. Считала, что могу себе позволить – сигареты, шоколад, – старалась для мужа, он тогда учился, голодал и не мог без курева… Ладно, важнее кое-что другое. Вы подслушиваете?
Катарина. Нет, но у меня есть уши, и они слышат.
Эрика. И болтаете об этом?
Катарина (в сильном смущении). От Карла у меня нет секретов… (Качает головой. Эрика испуганно смотрит на нее.) Нет, нет – насчет политики ни слова. Он очень привязан к вам и к господину Вублеру, ему только хочется знать, как у вас идут дела.
Эрика (вздыхает). Ну и как же они идут?
Катарина (улыбается). Думаю, хорошо. (Показывает на газету.) То, что там пишут, он, разумеется, читает, и мы это обсуждаем.
Эрика. Пишут, что в деле Бингерле моего мужа упрекнуть не в чем. Но в газете есть еще кое-что, и это может иметь отношение к Карлу. (Катарина молчит.) Вы не догадываетесь, о чем речь?
Катарина. Нет.
Эрика. Прошлой ночью кто-то разобрал рояль, на котором якобы играл Бетховен, разобрал аккуратнейшим образом и сложил все, как дрова у камина. Это уже третий такой случай. На сей раз у Капспетера. Вы знаете…
Катарина. Да, читала в газете. У Капспетеров я часто прислуживаю гостям. Вчера тоже.
Эрика (хлопает себя по лбу). Ах вот почему мне так знакомо ваше лицо! Вы работали также у Килианов, не правда ли?
Катарина. И Хойльбуков обслуживала, я там видела вас.
Эрика. А вам известно, что Карл – специалист по разрубке роялей?
Катарина. Да, он мне рассказывал, как семь лет назад изрубил свой рояль и сжег в камине. От него ушла жена… и после этого вы с ним больше не встречались.
Эрика. Он потерял тогда не только кое-кого из друзей и приятелей, но и многих, кто ему просто симпатизировал. Я стала его бояться – он проделал эту «операцию» так хладнокровно, ну совершенно невозмутимо и к тому же упорно, педантично… Помню, как пахло горелым лаком… Только вот что странно – колесики он сохранил.
Катарина. Вы все еще его боитесь?
Эрика. Его – нет. Боюсь за него, все время. Я люблю его как сына, которого у меня никогда не было.
Послевоенная Германия, приходящая в себя после поражения во второй мировой войне. Еще жива память о временах, когда один доносил на другого, когда во имя победы шли на разрушение и смерть. В годы войны сын был военным сапером, при отступлении он взорвал монастырь, построенный его отцом-архитектором. Сейчас уже его сын занимается востановлением разрушенного.Казалось бы простая история от Генриха Белля, вписанная в привычный ему пейзаж Германии середины прошлого века. Но за простой историей возникают человеческие жизни, в которых дети ревнуют достижениям отцов, причины происходящего оказываются в прошлом, а палач и жертва заказывают пиво в станционном буфете.
Бёлль был убежден, что ответственность за преступления нацизма и за военную катастрофу, постигшую страну, лежит не только нз тех, кого судили в Нюрнберге, но и на миллионах немцев, которые шли за нацистами или им повиновались. Именно этот мотив коллективной вины и ответственности определяет структуру романа «Где ты был, Адам?». В нем нет композиционной стройности, слаженности, которой отмечены лучшие крупные вещи Бёлля,– туг скорее серия разрозненных военных сцен. Но в сюжетной разбросанности романа есть и свой смысл, возможно, и свой умысел.
В романе "Групповой портрет с дамой" Г. Белль верен себе: главная героиня его романа – человек, внутренне протестующий, осознающий свой неприменимый разлад с окружающей действительностью военной и послевоенной Западной Германии. И хотя вся жизнь Лени, и в первую очередь любовь ее и Бориса Котловского – русского военнопленного, – вызов окружающим, героиня далека от сознательного социального протеста, от последовательной борьбы.
«Глазами клоуна» — один из самых известных романов Генриха Бёлля. Грустная и светлая книга — история одаренного, тонко чувствующего человека, который волею судеб оказался в одиночестве и заново пытается переосмыслить свою жизнь.Впервые на русском языке роман в классическом переводе Л. Б. Черной печатается без сокращений.
Одно из самых сильных, художественно завершенных произведений Бёлля – роман «Дом без хозяина» – строится на основе антитезы богатства и бедности. Главные герои здесь – дети. Дружба двух школьников, родившихся на исходе войны, растущих без отцов, помогает романисту необычайно рельефно представить социальные контрасты. Обоих мальчиков Бёлль наделяет чуткой душой, рано пробудившимся сознанием. Один из них, Генрих Брилах, познает унижения бедности на личном опыте, стыдится и страдает за мать, которая слывет «безнравственной».
Генрих Бёлль (1917–1985) — знаменитый немецкий писатель, лауреат Нобелевской премии (1972).Первое издание в России одиннадцати ранних произведений всемирно известного немецкого писателя. В этот сборник вошли его ранние рассказы, которые прежде не издавались на русском языке. Автор рассказывает о бессмысленности войны, жизненных тяготах и душевном надломе людей, вернувшихся с фронта.Бёлль никуда не зовет, ничего не проповедует. Он только спрашивает, только ищет. Но именно в том, как он ищет и спрашивает, постоянный источник его творческого обаяния (Лев Копелев).
«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.