Женщины на российском престоле - [8]

Боевая подруга

Весной 1711 года Турция начала войну против России. Это было серьезное испытание – воевать на два фронта, против турок и против шведов, было опасно. И Петр решил упредить неприятеля – увести войну на юг, как можно дальше от Украины и Польши – театра военных действий против шведов. Нехорошие предчувствия мучили царя перед этим походом, «которого конец Бог весть», как писал он Меншикову. Перед отъездом – а Петр брал с собой Екатерину – он сделал то, к чему был давно готов: объявил о помолвке с ней, а с дороги писал Меншикову, в петербургском дворце которого бегали его любимые дочки Аннушка и Лизанька: если, мол, девочки останутся сиротами, чтоб Данилыч позаботился о них. Если же Бог милует, то отпразднуют свадьбу «в Петербурге-городке».

Предчувствия не обманули царя. В начале июля 1711 года турки сумели отрезать русскую армию от тылов и окружить на реке Прут. Численное превосходство османов, непрерывный плотный огонь, нехватка боеприпасов, продовольствия и воды – и все это под палящим солнцем Молдавии – сделали несколько дней блокады сущим адом для вчерашних полтавских триумфаторов, рассчитывавших на легкий поход. Несколько раз царь пытался вступить с турками в переговоры, но все усилия были тщетны. Наиболее драматичной была ночь с 10 на 11 июля, когда, не дождавшись парламентера, Петр прервал военный совет и приказал готовиться к прорыву. Это было смертельно опасно. Для ослабленных русских войск прорыв мог кончиться катастрофой, и дата смерти Петра могла бы стать другой. И в этот момент Екатерина проявила мужество, находчивость и волю. Пока Петр отдыхал, она, не спросясь его, собрала генералов и провела с ними совет, показавший самоубийственность прорыва. Затем она разбудила Петра и уговорила его написать еще одно, последнее, письмо визирю – командующему турецкой армией. К этому письму тайком от царя она приложила все свои драгоценности – такие памятные и дорогие для нее вещицы, подарки Петра. Возможно, это и решило дело – утром визирь дал согласие на переговоры. Кошмар Прута кончился.

24 ноября 1714 года, награждая жену только что учрежденным им орденом Святой Екатерины, Петр сказал, что орден этот «учинен в память бытности Ея величества в баталии с турками у Прута, где в такое опасное время не как жена (в смысле – женщина. – Е. А.), но как мужская персона видима всем была». И позже, в указе о коронации Екатерины, вспоминая злосчастный Прут, царь вновь подчеркнул, что она вела себя, как храбрый мужчина. Боевое крещение воодушевило будущих супругов, и все чаще Екатерина отправляется на войну вместе с Петром. Особенно долгим и опасным был Персидский поход 1722–1723 годов, в котором царица опять была на высоте. Лишь в морские походы царь отправлялся в одиночку – Екатерина оставалась на берегу, ожидая короткие грамотки от мужа.

Господин адмирал женится!

В феврале 1712 года произошло долгожданное событие – венчание и свадьба Петра и Екатерины. Это не была царская свадьба со всеми ее пышными атрибутами и церемониями. Это была скромная свадьба Петра Михайлова – одного из русских адмиралов. В посаженые отцы он, как почтительный служака, пригласил своего непосредственного морского начальника – вице-адмирала Корнелия Крюйса, а также коллегу – контр-адмирала галерного флота Змаевича. Посажеными матерями стали жена Крюйса и вдовствующая царица Прасковья Федоровна, вдова покойного брата и соправителя Петра – Ивана Алексеевича. Среди немногочисленных гостей, приглашенных на венчание в маленькую церковь Исаакия, переделанную из чертежного амбара Адмиралтейства, были преимущественно моряки и кораблестроители. Наконец, ближними девицами невесты, которые несли за нею длинный шлейф, выступали две поразительно прелестные, изящные и важные особы. Одной было четыре, а другой – два года: Анна Петровна и Елизавета Петровна. Обойдя с матерью вокруг аналоя, они становились привенчанными, и их происхождение перестало быть зазорным. «Но так как вся церемония слишком бы утомила этих малолетних принцесс, – с искренним огорчением отмечает английский посланник Ч. Уитворт, – они показались только на короткое время, а затем были заменены двумя племянницами царя» – Прасковьей и Екатериной Ивановнами.

Дипломаты давно и много писали о своеобразной педагогической игре царя в солдаты, капитаны, кораблестроители. Все эти необычайные для государя занятия на плацу, мостике корабля, стапеле верфи истолковывались ими как наглядные примеры для ленивого русского дворянства, обязанного теперь, как сам царь, проходить лестницу чинов, осваивать в поте лица своего новые профессии, а не гордиться пустым титулом.

Но согласимся: одно дело – с педагогическими целями махать топором в Адмиралтействе или ловко лазать по вантам, и совсем другое – жениться на портомое, причем жениться не шутовски, а всерьез, преступив все мыслимые и немыслимые запреты и заветы царственных предков и их жен. Для этого требовалось нечто большее, чем склонность к воспитанию подданных на личном примере. Для этого нужны были внутренняя свобода, раскованность, смелость пойти против принятого и обязательного. Он женился по любви, и на все остальное ему было наплевать. И адмиральскую свадьбу царь устроил не потому, что хотел кому-то что-то доказать. Для него это было естественно и удобно, как был удобен кафтан адмирала в отличие от мантии царя. Он стремился отделить свою личную жизнь от жизни самодержца, и в этой жизни частного человека он хотел полной свободы. Недаром, как вспоминает англичанин Перри, царь частенько говорил своим «боярам», что «жизнь английского адмирала несравненно счастливее жизни русского царя».