Женщины Цезаря - [53]

Губернатор Марк Рубрий был не одинок в своем страдании. Его легаты и военные трибуны, писари и начальники тюрем, судебные приставы и публиканы, любовницы и рабы — все дружно ненавидели Марка Порция Катона. Катона, который помешан на работе. От него нельзя было избавиться, отослав в какое-нибудь дальнее поселение в провинции, потому что через два, максимум через три дня он возвращался, отлично выполнив поручение.

Большая часть его разговоров — если громкие разглагольствования можно назвать разговором — посвящалась его прадеду Катону Цензору, чью бережливость и старомодные взгляды Катон ценил безмерно. И поскольку Катон был Катоном, он фактически подражал Цензору во всем, кроме одного: он везде ходил пешком, вместо того чтобы ездить на лошади. Он ел крайне умеренно и пил только воду; он вел простую солдатскую жизнь и держал только одного раба для услуг.

Но имелось одно серьезное нарушение принципов его прадеда. Катон Цензор ненавидел Грецию, греков и все эллинское. А молодой Катон восхищался ими и не делал из этого секрета. Это давало повод тем, кто был вынужден терпеть присутствие Катона в греческой Македонии, подшучивать над ним. Всем ужасно хотелось хоть как-то проткнуть его невероятно толстую кожу. Но все эти шуточки оставляли на ней лишь малозначительные вмятины. Когда кто-нибудь упрекал Катона в том, что он предает принципы своего прадеда, поддерживая эллинский образ мышления, шутник попросту переставал существовать для Катона. Увы, то, что Катон действительно считал важным, доводило до бешенства его начальников, равных ему по положению и подчиненных: он не терпел того, что называл «жить с комфортом», и критиковал за это и губернатора, и любого из центурионов. Поскольку сам Катон обитал в двухкомнатном кирпичном доме на окраине Фессалоник и делил к тому же убогое жилище со своим другом Титом Мунацием Руфом, военным трибуном, никто не мог сказать, что сам Катон «живет с комфортом».

Он прибыл в Фессалоники в марте, а уже к концу мая губернатор пришел к выводу, что, если он не отделается от Катона, произойдет убийство. На столе губернатора копились жалобы — от публиканов, торговцев зерном, бухгалтеров, центурионов, легионеров, легатов и женщин, которых Катон обвинял в непристойном поведении.

— Он даже имел наглость заявить мне, что лично он сохранил целомудрие до женитьбы! — возмущенно рассказывала Рубрию его близкая подруга. — Марк, он поставил меня на рыночной площади перед толпой ухмыляющихся греков и прочитал мне лекцию о том, как должна вести себя римлянка, живущая в провинции! Отделайся от него, или, клянусь, я кому-нибудь заплачу, чтобы его убили.

К счастью для Катона, немного позднее в тот же день он сообщил Марку Рубрию о присутствии в Пергаме некоего Афинодора Кордилиона.

— Как бы мне хотелось послушать его! — воскликнул возбужденный Катон. — Как правило, он выступает в Антиохии или Александрии. А это путешествие необычно для него!

— Ну что ж, — сказал Рубрий, торопясь высказать блестящую идею, — почему бы тебе не взять пару месяцев отпуска и не отправиться в Пергам?

— Я не могу этого сделать! — воскликнул Катон, потрясенный. — Мой долг — служить здесь!

— Каждому военному трибуну полагается отпуск, дорогой мой Марк Катон, и никто не заслуживает его больше, чем ты. Пожалуйста, поезжай! Я настаиваю! И возьми с собой Мунация Руфа.

Итак, Катон уехал в сопровождении Мунация Руфа. Контингент римлян в Фессалониках чуть с ума не сошел от радости, ибо Myнаций Руф так благоговел перед Катоном, что усердно подражал ему. Но как только минули два месяца, он снова был в Фессалониках. Единственный известный Рубрию римлянин, который так буквально воспринял предложенный с потолка срок отпуска. Вместе с Катоном прибыл не кто иной, как сам Афинодор Кордилион, знаменитый философ-стоик, готовый играть роль Панеция — философа-стоика из Родоса, находившегося при Сципионе Эмилиане из Катонов. Будучи стоиком, Афинодор не ожидал — или не желал — той роскоши, которой окружил в свое время Панеция Сципион Эмилиан. Единственное изменение, которое он внес в образ жизни Катона, это аренда для них троих — Мунация Руфа, Катона и самого философа — трехкомнатного дома вместо двухкомнатного и увеличение числа рабов до трех. Что же заставило этого знаменитого философа присоединиться к Катону? Просто в Катоне он увидел человека, который когда-нибудь будет иметь огромное значение. Присоединение к семейству Катона обеспечит имени Афинодора Кордилиона долгую память. Не будь Сципиона Эмилиана, кто бы помнил имя Панеция?

Римляне в Фессалониках застонали, когда Катон возвратился из Пергама. Рубрий продемонстрировал, что он не готов выносить общество Катона, объявив, что у него есть срочное дело в Афинах, и тут же уехал. Слабое утешение для тех, кого он оставил! Но тут, по пути в Пергам, в Фессалоники заехал Квинт Сервилий Цепион, и Катон тотчас позабыл и о публиканах, и о «жизни с комфортом» — так счастлив он был вновь увидеть любимого брата.

Глубокая душевная связь между ними возникла вскоре после рождения Катона. В это время Цепиону было три года. Сильно болея, их мать (через два месяца она умерла) дала подержать новорожденного Катона трехлетнему Цепиону. И с тех пор их разлучал только долг, хотя даже при исполнении долга они ухитрялись оставаться вместе. Может быть, связь и ослабла бы с возрастом, если бы их дядя Друз не был заколот в том доме, где они все жили. Когда это случилось, Цепиону было шесть лет, а Катону едва исполнилось три. Этот страшный удар выковал в огне ужаса и трагедии такую связь между братьями, что с годами она только крепла. Их детство было одиноким, нерадостным, лишенным любви ближних. Оно пришлось на время войны. У них не осталось близких родственников, их опекуны были к ним равнодушны, а двое старших из шестерых детей, Сервилия и Сервилилла, ненавидели самых младших, Катона и его сестру Порцию. Но сражения между старшими и младшими отнюдь не всегда оборачивались в пользу двух Сервилий! Катон мог быть самым маленьким, но он же был самый горластый и самый бесстрашный из всех шестерых.