Женщина во тьме - [7]

Улыбаюсь, поворачиваюсь к мужу, а он вглядывается в морскую даль, и на лице снова то же выражение тоскливой безнадежности, как вчерашним утром. Опять пришла мысль: сколько времени прошло с тех пор, когда один взгляд Патрика – и я была готова затащить его в ближайшую постель?

– Черт возьми, – бормочет он.

– Ты о чем?

– А ты права. Давай так и сделаем. Будь что будет! Что скажешь? Еще одно приключение?

Моргаю. Какое приключение? Дом-убийца? Это вовсе не американские горки, а путешествие на поезде-призраке.

– Нет, этот дом нам не по средствам.

Патрик все смотрит в окно, и вдруг на лице появляется…

– Есть еще деньги твоей матери.

У меня перехватывает дыхание. Вспоминаю о тех путешествиях, которые хотела бы совершить. Мама оставила не так уж много денег. Да у нее их и не было. Дома тоже не было, и все же она долгие годы – неизвестно зачем – понемногу откладывала. Никогда никуда не выезжала и вообще ничего не делала. После ее смерти я часами плакала над этой чертовой сберкнижкой. Сто фунтов каждый месяц – и так почти двадцать лет. Ради чего? Больше двадцати тысяч, и мама ни пенса из них не потратила. Мне было так ее жаль, я так злилась, что едва не разорвала сберкнижку, но Патрик отнял ее, а я плакала от ярости, не понимая, кому была нужна эта чертова экономия.

Я откладывать деньги не собираюсь. Не стану прозябать на жалкие проценты с накопительного счета. Хочу приключений. Месяцами изучаю проспекты туристических агентств, читаю отзывы о сафари, о круизах, во время которых можно посмотреть на северное сияние, о пустынных пляжах и многолюдных городах. Хочу, чтобы мы увидели все это – и я, и Патрик, и дети. Мы совершим незабываемое путешествие.

Да, но куда отправиться? На свете столько интересных мест, и на что решиться, если не был нигде? Хочется побродить босиком по белому песку пустынного пляжа, поплавать нагишом, вобрав все вкусы и все запахи, выжить в жаркой жужжащей толчее чужеземного базара…

Прошло полгода, а деньги так и остались нетронутыми. Может, с мамой было то же самое? Копила на далекое путешествие в сердце непроходимых джунглей, где, возможно, ждал ее он – пропавший муж и мой пропавший отец?

Одно знаю наверняка: каким бы ни было мое главное приключение, к дому-убийце оно отношения не имеет. Как бы ни старался, как бы ни расписывал его Патрик, для меня это всего лишь дом-убийца. Здесь, в спальне, умерли люди. Не просто умерли, их убили, зарезали, разрубили на части – все стены были забрызганы кровью. Конечно, сейчас они заново покрыты краской, но я знаю, что она скрывает.

– Жить здесь я не смогу.

Заходит солнце. Патрик мрачнеет, его лучезарный взгляд гаснет, улыбка сползает с лица.

Глава 3

Сара

– Мам!

За ночь синяк потемнел, из красного стал фиолетово-синим. Однажды я рисовала северное сияние – вот на что он похож: у меня под кожей Aurora Borealis[3]. Смотрю и словно жду, что оно начнет сверкать, переливаться и прямо на глазах менять цвет.

– Мам! – дочь трогает меня за плечо.

Вскакиваю, жмурюсь от света.

– Где? – спрашивает она сердито, уперев руки в бока.

Миа уже готова идти в школу, но блузка заправлена неаккуратно, местами выбилась наружу.

– Что где? – трясу головой, не понимая, о чем речь.

– О господи, мама! Ты же говорила, что постираешь! Если приду на физкультуру без формы, меня просто убьют!

Миа – она уже готова выскочить из комнаты – вдруг резко оборачивается и смотрит на мою руку. Неужели синяк опять поменял цвет?

– Откуда это? – В словах дочери звучат непривычные нотки.

– Ударилась, – отвечаю.

И это правда. Ночью споткнулась и в темноте напоролась на дверную ручку. Мы с Патриком спорили, он злился, все говорил о доме, а я, не желая тратить на него мамины деньги, после трех стаканов потеряла берега и назвала особняк домом-убийцей.

– Это чертово вино! Может, пора перестать прикладываться к бутылке? – шипит Миа.

Никогда раньше не слышала в ее тоне такой холодной неприязни. Миа очень быстро растет и, похоже, изо всех сил мечтает разорвать связывающую нас тонкую нить, которую я так стараюсь сохранить.

– Миа! – Я надеюсь, что, несмотря на стремительный рост, это неуклюжее создание – все еще моя маленькая девочка. – Хочешь пойти в субботу в магазин?

Она морщит лоб.

– В субботу? Не могу. Лара пригласила на день рождения, а перед этим у нас поход в кино.

– Ну что ж, тогда в другой раз.

Миа застывает в дверях.

– Хорошо бы купить что-нибудь новенькое для вечеринки. – Она в задумчивости подносит ко рту прядь волос. – А если сегодня?

– Сегодня?

– После школы. Приду сразу после занятий, и к четырем будем в городе.

– Чудесно! – говорю я весело. – Потом зайдем выпить кофе и купим что-нибудь на вечер.

– А в «Старбакс» можно?

– Можно и в «Старбакс».

Дочь расплывается в улыбке, а мое сердце переполняется радостью.

Миа подбегает к постели, обнимает меня одной рукой и прижимается губами к щеке.

– Спасибо, мамочка!

* * *

После ухода Миа появляется Джо. Он, в отличие от сестры, молчит.

– У тебя все хорошо? – спрашиваю, и радости как не бывало.

Он не сердится, как Миа, но и не улыбается, что еще тяжелее. Однажды я забыла об этом спросить, и с тех пор вся наша жизнь полетела в тартарары. Последние шесть месяцев я каждый день так или иначе задаю мальчику один и тот же вопрос. Джо застывает в дверях, и все, что мне хотелось бы спросить, повисает в воздухе. «Позвольте ему быть ближе к вам», – сказал врач, но Джо на контакт не идет и, боюсь, не пойдет больше никогда. Раньше – до того, как умерла мама, до аварии – мы разговаривали. Потом Джо замкнулся, а я, опасаясь проговориться и потерять сына, сделать первый шаг не решалась.