Женщина в янтаре - [5]

Как?

2. НАДОРВАННЫЕ СВЯЗИ

Если мы с Джоном целый день проводим вместе, что случается редко, мы читаем в постели, прежде чем потушить свет, и разговариваем. Пока глаза привыкают к темноте, мы пересказываем друг другу кое-какие события, обмениваемся смешными словечками, вспоминаем странные случаи. Некоторые образы сохраняются в памяти особенно ярко. Возможно, сетчатка сохранила больше, чем нам кажется, возможно, некий тайный свет наделяет нас даром прозрения.

Он читает роман южноафриканского писателя, в котором маленькая девочка кладет голову на колени матери, ее мать кладет голову на колени своей матери, а голова бабушки лежит на коленях прабабушки. Непрерывная цепочка тянется до самой Великой Матери.

Эта цепочка вызывает во мне чувство зависти. После моего замужества моя мать два года со мной не разговаривала, я уже ничем не могла ей угодить. Но еще раньше, за много-много лет до этого, мама долго не засыпала, читала до поздней ночи, ждала, когда я, наконец, угомонюсь, чтобы вернуться к своей книге.

Я помню ее в холодной кладовой за кухней, бывшей прачечной, в маленьком домишке, где мы ютились после переезда в Соединенные Штаты в 1950 году.

Узкие окна смотрят на север, в комнате пахнет плесенью. Иногда дверь полуоткрыта, и я вижу ее сидящей совершенно неподвижно, она смотрит в пустоту, не читает. Когда мы приехали в Индианаполис, куда перебрались в надежде на более легкую жизнь, чем в лагерях для перемешенных лиц в Германии, мне было двенадцать лет.

Вдвоем дома мы бываем редко. На неделе я, как всегда, прихожу домой, когда мама молча собирается на работу — мыть посуду в ночном клубе «La Rue». Мы перебрасываемся несколькими словами, обычно она перечисляет, что я должна сделать, что приготовить папе на ужин, что погладить. Вечером по субботам я тоже работаю в ресторане. Соскребаю окурки и остатки картофеля с тарелок, выбрасываю недоеденные стейки и скорлупу омаров в мусорные ведра. Снимая тяжелые подносы с дымящимися тарелками с ленты конвейера, я не спускаю глаз с двери, потому что в любую минуту может появиться полицейский и арестовать меня. Работать разрешается только с четырнадцати лет, а до часу ночи — с восемнадцати. Потом, задыхаясь, я бегу на автобусную остановку, представляя, как меня убивают, бьют, насилуют. Домой я возвращаюсь незадолго до двух, но в маминой комнате очень часто еще горит свет. Она читает или делает вид, что читает. Ночами, когда мама на работе, я склоняюсь над своими тетрадками, пытаюсь проанализировать стихотворение «Ворон» или понять вычурный язык романа «Лишенный подданства». Я очень одинока. Сестра приходит с работы — она убирает квартиры — уже затемно. Обе мы счастливы, что в школе дети не бьют нас.

Как-то в феврале, после обеда, — мы только первый год живем в Америке, — мама мне улыбается.

— У меня для тебя что-то есть, — говорит она. — Америка и вправду удивительная страна. Представляешь, такое среди зимы! Арбуз. Арбуз в феврале!

Она кладет на край стола огромный ломоть.

— Красиво, — говорит она. Темно-красная мякоть, черные семечки, блестящая сочно-зеленая корка. Это было красиво.

Я наклоняюсь, чтобы понюхать его.

— Не трудись, Агата. Он не пахнет, как сибирские арбузы. Лучше попробуй.

Мама отрезает ломоть, тщательно очищает его от семечек. Заглядывает в посудный шкафчик и бракует тарелки одну за другой. В конце концов нарезает арбуз и кладет его на обыкновенное стеклянное блюдце.

— Как хрусталь.

Я жду, что лоб ее прорежет привычная страдальческая морщинка, но она не появляется.

— Правда, красиво? Ну, пробуй же!

И сама тоже пробует. По ее руке течет струйка сока. Она смотрит на меня и опять улыбается.

— Вкусно?

— Да, очень.

— Такой же, как сибирский арбуз. Почти. Почти.

Мама снова в России. Если я закрываю глаза, я ее вижу такой.

Ее зовут Валда, ей двенадцать лет, столько же, сколько и мне. Все окна в доме затянуты шторами, полдень, все спят. Гувернантка Валды, француженка, прилегла на узкой кровати с изящными гнутыми ножками, родители на огромной под балдахином кровати, их головы на одной подушке. Велта, ее любимая младшая сестренка, спит в своей кроватке в детской; оба брата, Густав и Яша, — в своей комнате, где полным-полно игрушек и книг, и географических карт.

Только Валда не спит. Представляет, как в гости к ним приедет ее лучшая подруга Варвара; приедет она в конце лета. Вместе с Варварой Валда брала уроки балета, хороших манер, латыни, французского языка, уроки верховой езды в английском стиле, хотя обе они умеют ездить верхом на неоседланной лошади, и проделывали такое не раз. Нынешним летом они решили совершать по утрам, пока прохладно, дальние верховые прогулки. Иногда и братья Валды поедут с ними. Они помчатся во весь опор, потом остановятся, чтобы напиться из кристально чистой реки, набрать малины и душистых диких арбузов. Валда и Варвара договорились об этой встрече, разгуливая взад и вперед по школьному двору со стопками книг на голове. И теперь походка у них безупречная. Каждое утро они грациозно склоняют головы, опускаясь на колени, чтобы помолиться за благополучие царя и царской семьи.