Женщина в Гражданской войне - [62]

Белые начали раздевать раненых, глумиться над ними.

Я опять вступилась, говорю:

— Им будет холодно лежать на полу раздетыми.

Белые засмеялись и сказали:

— Этот сор надо вывезти в поле, где мы приготовили яму, и бросить красную сволочь в могилу живьем. Зачем тратить патроны?

Офицер потребовал записную книгу больницы, чтобы убедиться, красные это или мобилизованные рабочие. Но книги не оказалось: ее уничтожила сестра Феклуша. В ней были записаны имена раненых бойцов 1-го коммунистического полка. Белые разозлились, взяли двух раненых, меня и повели расстреливать. Нас подгоняли штыками. Во дворе они выстрелили в одного красногвардейца. Он упал и крикнул:

— Всех не перебьете! Нас много! Не задушить вам революции!

Другому они воткнули дуло винтовки в рот, потому что и он кричал: «Да здравствует революция!» Так и застрелили его. А меня дернули за руку, увели в пустую комнату. Белогвардейцы бросили меня на пол… Глумились… Я была без сознания.

Вскоре станицу заняли наши и освободили меня. Я вступила в отряд в качестве бойца, разведчика и сестры милосердия. В отряд записалась пулеметчицей и Феклуша — моя младшая сестренка.

Восемнадцатый год был самым тяжелым годом для революционных войск Северного Кавказа. С Дона при поддержке немцев нажимала казачья конница атамана Краснова. С Маныча и Сала налетали кулацко-калмыцкие банды. От Черноморья наступала Добровольческая армия Деникина. Со стороны Баталпашинска и Зеленчука совершали набеги волчьи стаи Шкуро. В районе Белой глины и станицы Егорлыцкая оперировали белые банды.

Враг наступал со всех сторон, замыкая огненное кольцо. 11-я армия была разута, раздета и не имела боеприпасов. Мы отбивались от наседавших белобандитов холодным оружием. Ряды наши редели с каждым днем, а петля вокруг нас стягивалась уже. Командарм Сорокин предавал нас. Надо было искать выхода.

Наша 3-я боевая колонна находилась на станции Овечка. Все повозки были полны ранеными и больными красноармейцами. Я работала до упаду. А тут и медикаментов нет и ни клочка марли, ни одного бинтика. Снимали с себя белье, рвали в куски, перевязывали раненых.

Это было в конце августа восемнадцатого года. Из Царицына нам привезли много патронов. Эти патроны Сорокин отобрал. Наш командир ездил к главкому, вернулся мрачным и злым. Он сказал, что ему приказано Реввоенсоветом идти на помощь 10-й армии к Царицыну, а Сорокин не разрешает и говорит, что он главком и хозяин на Северном Кавказе и ничьих распоряжений выполнять не будет. Мы не послушались Сорокина и двинулись на город Святой крест. Туда пришли еще некоторые части.

Там и была сформирована Стальная дивизия. Командование повело ее к Царицыну. Я находилась при 1-м революционном кавалерийском полку. Мы пошли через Дивное, Кресты на Маныче, Заветное, Чепурники. По пути на нас нападали кулацко-калмыцкие банды. Я принимала участие в схватках с бандитами как рядовой боец и тут же оказывала раненым товарищам медицинскую помощь. В песчаных степях я уходила на разведку и доставала ценные сведения. Феклуша в перерыве между боями ухаживала за ранеными и больными. Воды не было, много бойцов и беженцев умирало от жажды.

В тяжелых, нечеловеческих условиях проходили пески. Кругом тиф, голод, безводье, красновские банды. Но мы преодолели этот путь! Нас шло семьдесят с лишним тысяч человек: двадцать две тысячи бойцов и пятьдесят тысяч беженцев. В конце сентября наша Стальная дивизия пришла в Заветное. По прямому проводу связались с Царицыном — с товарищами Сталиным и Ворошиловым. Реввоенсовет царицынского фронта приказывал Стальной дивизии как можно скорее прибыть к Царицыну.

Впереди нас лежала деревня Чепурники. Феклуша оделась монашкой и отправилась в разведку. Она побывала в Чепурниках, продавая там иконки и крестики, собрала сведения о белых и вернулась в дивизию. В Чепурниках были расположены астраханская добровольческая армия князя Тундутова, два офицерских полка и кулацко-калмыцкая конница. Вооружены они были до зубов. А у нас ни патронов, ни снарядов. Белые открыли по нас огонь из пушек и пулеметов. Но мы, воодушевляемые нашими командирами, так понеслись навстречу свинцовому ливню, что никакая сила не могла удержать нас. Ровно сорок пять минут чесали мы спину князю Тундутову, пока не содрали совсем бандитскую шкуру. В этом бою я была сильно контужена снарядом и отправлена в госпиталь в Бекетовку.

Этим ударом мы разрушили план атамана Краснова захватить красный Царицын.

После прорыва к Царицыну и разгрома Донской армии генерала Краснова, отброшенной за реку Дон, мы уже в другом отряде через Астрахань пошли на помощь 11-й армии, которая пробивалась сквозь пески с Северного Кавказа на Астрахань.

Опять мы уходили в разведку. По дороге встречали замерзших красноармейцев и лошадей.

Зажиточные калмыки не давали и не продавали нам ни хлеба, ни мяса, ни воды. После Яндык стали попадаться раненые и больные. Но как спасти их, когда кругом враги да снежная метель?

Помню одного раненого — у него большая гнойная рана на ноге. Промыть бы ее, но горячей воды нет. Идем в кибитку, просим, но кулаки-калмыки неумолимы. Тогда наполняем кружки снегом, согреваем их своим теплым дыханием и добиваемся ничтожных капель воды. Но какой воды! Соленой и горькой, как полынь, с песком, жесткой, как железные опилки. Рвем на себе белье, обтираем гной, перевязываем раны. Доим украдкой калмыцких коров, поим молоком раненых. Некоторые сжимают губы, не хотят принимать, отказываясь в пользу тех, у кого есть еще силы, а их просят оставить в степи, чтобы умереть в снежных буранах.