Женщина в черном - [62]

— Что это значит, Никита? Зачем она приходила сюда?

— Не знаю. Может быть, так принято у монахов — приходить помолиться на кладбище?

— Но почему она пришла именно сюда, на могилу моих родителей?

— Я сам теряюсь в догадках. До сих пор мне казалось, что она специально следит за мной или за нами обоими, хотя это тоже не имело никакого объяснения. Но понятно было хотя бы то, что она всегда появлялась возле твоего дома, то есть там, где всего вероятнее было встретить нас. Однако сегодня она никак не могла знать, что мы придем на кладбище, тем более сюда, на эту аллею. Или ты уже встречалась с ней здесь?

— Нет, здесь, на кладбище, я не видела ее ни разу. Но несколько раз замечала, что кто-то приходил на могилку в мое отсутствие: то земля у надгробья была подметена не так, как это делаю я, то цветы оказывались политы в сухую погоду, то дверка заперта не так, как запираем ее мы с дедом. Я думала, что все это делали какие-то бывшие знакомые папы с мамой, но теперь…

— А может быть, эта женщина и была их хорошей знакомой?

— Ну что ты! Я бы знала ее. Но вот мы и пришли. — Инга опустилась на скамеечку перед могилой, Никита склонился над небольшой табличкой, вставленной в мрамор. На ней было выгравировано всего несколько слов:

Дорогим Борису и Людмиле Гридиным

от любящих отца и дочери.

И три цифры: две даты рождения, одна дата смерти. Просто и ясно. И все-таки чего-то здесь не хватало. Но чего? И вдруг его осенило:

— Инга, а где похоронен твой родившийся мертвым братец?

— Здесь же, наверное, где бы еще…

— Но почему на табличку нанесены только имена твоих родителей?

— Так у него не было еще и имени.

— Да, конечно, — согласился Никита, не желая расстраивать Ингу дальнейшими расспросами. Но объяснение ее показалось по меньшей мере наивным. Имя умершему мальчику, разумеется, дать не могли. Но как-то упомянуть его на надгробном памятнике было бы, наверное, не трудно. А что, если…

Никита еще раз взглянул на блестящую никелированную табличку в белом мраморе, вспомнил все, что говорилось о трагической гибели родителей Инги в городе, вспомнил о некоей тайне, окружающей эту гибель и почему-то упорно скрываемой от Инги Львом Яковлевичем и Анной Петровной, и не мог уже отделаться от вопроса: а так ли достоверна смерть ее брата?

Ей, Инге, видимо, с самого начала внушили, что дело обстояло именно так. Точно так же, судя по всему, была проинформирована и «широкая общественность» города. Но это еще ни о чем не говорит. Истинную судьбу мальчика могли просто скрыть от всех непосвященных. Не ясно было, правда, что могло послужить причиной такой дезинформации. Но разве мало неясного окружало вообще все, что было связано с семейством Гридиных. Что стоило одно появление здесь, на могиле сына и невестки академика, женщины в черном!

И все же оставалась вполне реальная возможность проникнуть в тайну внука Гридина: достаточно было заглянуть в архив родильного дома, где умерла мать Инги. Уж там-то наверняка точно зафиксировано все, что произошло двенадцать лет назад. Трудно, конечно, рассчитывать, что работникам роддома захочется копаться в бумагах такого срока давности. Но почему не попробовать попросить их об этом?..

33

Однако в роддоме, куда Никита обратился за справкой, с ним не стали даже разговаривать, решительно заявив, что никаких сведений о новорожденных, а тем более умерших детях больница не дает, и пришлось бы ему уйти ни с чем, если б не встретившаяся во дворе старушка санитарка, выносившая ведро с мусором.

— Ты чего, сынок, такой смурной? — остановила она его, поправляя на голове платок. — Али случилось чего?

— Ничего не случилось. Только начальство у вас больно злое.

— Так начальство оно везде злое, — наставительно заметила санитарка. — А у нас тут и подавно нельзя без этого: уж больно вы, молодые папаши, нетерпеливые, и в дверь и в окна лезете, чтобы взглянуть на своих наследников. Ну, так и быть, — лукаво усмехнулась она, — тебе я помогу. В какой палате лежит твоя-то?

— Да никто у меня здесь не лежит, и никакой я не папаша, а хотел узнать об одном деле.

— Так, может, я и раскумекаю твое дело?

— Ну, где там! А впрочем… Скажите, мамаша, если случится новорожденному умереть при родах или вскоре после этого, что с ним делают?

— Как что делают? Отдают отцу с матерью, чтобы похоронили.

— Но если и отец, и мать умрут?

— Как это, чтобы и отец, и мать, и младенец — все сразу?

— А помните, как лет двенадцать назад разбилась машина Гридиных?

— Так это другое дело. Тут, само собой, всем может быть смерть уготована. Только ведь мальчонка-то у Гридиных живым на свет явился.

— Как живым?! Вы не путаете?

— Разве тот случай можно спутать. Ведь он, мальчонка-то гридинский, уродом родился, таким уродом, каких я отродясь не видывала: ни ручек, ни ножек у него не было.

— Как?! — не поверил своим ушам Никита. — Что вы говорите?!

— То и говорю, что сама видела.

— Так что же с ним дальше было?

— Дальше, как положено, подержали его здесь с неделю али чуть побольше и отправили в дом ребенка.

— Такого маленького и беззащитного?

— Что же поделаешь, если родителей не оказалось. А ты кто им будешь, Гридиным-то, сродственник, что ли?