Мальчик уныло уставился в тетрадку. Нет, больше писать он не мог, на части разорвись, и в классе сидеть – тоже. Он поднял руку.
– Мэм, – сказал погромче, чтоб привлечь внимание миссис Хогг, – я есть хочу.
Джин на миг оторвалась от вязания, взглянула на Джеймса поверх очков…
– Сначала допиши сочинение, – уронила, будто камушек. И вернулась к своим спицам.
Рука Джеймса взметнулась снова.
– Да я уж закончил, мэм.
– Тогда, – вздохнула Джин, – перепиши начисто.
– А мисс Паркинс – она всегда позволяла…
– Мисс Паркинс здесь нет! – Джин швырнула вязание на стол с такой силой, что ученики аж на стульях подскочили, и даже самой директрисе, явно сожалевшей о секундной утрате хладнокровия, понадобилось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки. – И, кстати, мне совершенно безразлично, что именно позволяет мисс Паркинс вам вытворять. Будете делать, как я сказала. А теперь садись и переписывай сочинение начисто.
Ритмичное позвякивание спиц возобновилось.
Джеймс просто не мог заставить себя сидеть смирно – болтал правой ногой со столь неукротимой энергией, что чудо, как со стула не падал. Внезапно его осенило, и он поднял руку в третий раз.
– Мэм…
Теперь Джин начинала беситься всерьез и по-настоящему и уже готовилась накричать на мальчишку или наказать его, но Джеймс не дал ей и рта раскрыть.
– Мне бы в туалет, мэм, – сказал неуверенно.
Джин вздохнула и закатила глаза:
– Хорошо, иди уже. Иди наконец.
Выскочив из классной в холл, Джеймс торопливо осмотрелся и, вместо туалета, куда отпрашивался, направился в сторону кухни, мысленно поздравляя себя с проявленной незаурядной смекалкой.
Он, конечно, не заметил закутанной в черные одежды женщины, внимательно наблюдавшей за ним с верхней ступеньки лестницы.
– Как вас… как ваше имя?
Ева всмотрелась в приблизившееся лицо слепца, понимая, что необходимо его разговорить. Привлечь его внимание, вкрасться к нему в доверие. Любой ценой заставить отпереть замок. Ничего, ничего, ей так часто приходилось бороться с ребячьими истериками и вспышками гнева, что она знала, как утешают и успокаивают людей. Уж со стариком как-нибудь да разберется.
– Мое-то? – переспросил он неуверенно, будто не слышал подобного вопроса уже долгие годы и теперь раздумывал над ответом. – Джейкобом кличут.
– Значит, Джейкоб. – Ева старательно улыбнулась (не беда, что он не видит ее, главное, чтоб в голосе тепло улыбки уловил). – Здравствуйте, Джейкоб. Я – Ева. Вы здесь давно живете, Джейкоб?
Старик помотал головой, будто отгоняя назойливую муху.
– Всю жизнь и живу.
– Но я думала, что деревню все покинули…
– Точно, – закивал он, – покинули. Я последний остался. Последний…
– Что вы имеете в виду? – подалась вперед Ева.
– Мертвые они, – бросил старик, точно выплюнул, и рассмеялся пронзительным полубезумным смехом. – Все померли. Одного меня она не достала. Видите? – Морщинистая рука указала на мутные бельма на месте зрачков. – Таким и уродился.
Потер глаза пальцами – и даже не сморгнул.
– Так как же вам удалось выжить, Джейкоб?
– Из-за этого. – Он вновь указал на свои невидящие глаза.
– Понятно. Но… чем вы живете, чем питаетесь?
– По ночам охочусь. – Он ближе склонился к решетке. – По ночам глаза ни к чему.
Ева глубоко, демонстративно вздохнула. Заговорила, стараясь, чтобы голос прозвучал сколь можно спокойнее и разумнее:
– Джейкоб, мне необходимо уйти, чтобы увезти детей из того дома. От меня зависит их безопасность. Я просто не могу бросить их там.
На лице старика застыло задумчивое выражение – невольно он сделал еще шаг к решетке. Ободренная, Ева продолжала настойчиво:
– Я видела ее, Джейкоб. А это значит, что она придет снова, верно ведь?
Джейкоб замер, схватился за голову, простонал:
– Нет, нет, о нет!
– Джейкоб, – настойчивость зазвучала в голосе молодой женщины явственнее, – послушайте меня. Обещаю – если вы позволите мне выйти и забрать детей, увезти их в безопасное место, мы уедем отсюда и больше никогда не вернемся.
Старик коротко взвыл, словно раненое животное. Выдавил из себя:
– Поздно… слишком поздно!
Джеймс снова и снова нахваливал себя за сообразительность. Он ведь даже миссис Хогг толком не соврал – ну разве самую капельку. Уж точно не насчет того, что есть охота – охота, да еще как. А может, потом и сортир посетить не помешает, попозже. Сначала надо добыть что-нибудь поесть.
Отворил дверь в кладовку при кухне и остановился перед полками, соображая, что бы такого взять. Не то чтобы выбор был особо богатый, однако, рассудил он, на безрыбье и рак рыба. Разыскал несколько овсяных печений, сунул в карман, но это на потом, когда он среди ночи проснется, помирая от желания чего-нибудь пожевать, а сейчас… сейчас надо бы поискать еще.
В кухню бесшумно вплыла женщина в черных одеждах, женщина с лицом белым, точно мел. Она шла – и стены на ее пути трескались и чернели. Шла – и несла с собой шорох угрей, копошащихся в воде вокруг острова, и легкий, почти неощутимый запах плесени.
Джеймс, полностью погруженный в поиски вкусненького, даже не заметил, как кто-то появился у него за спиной. О, годится – вон целая банка ирисок на одной из верхних полок, сейчас он ее…
