Женщина справа - [24]

Кроуфорд обернулся и указал рукой на низкий журнальный столик, на котором я оставил валяться свой экземпляр «Преступлений и скандалов Голливуда».

— Вы это видели?

Я совершенно упустил из виду, что он ее заметил, войдя в комнату.

— Пролистал… Вы знаете эту книгу?

— Особенно я знаю ее автора. В свое время — если не ошибаюсь, в начале 80-х, — он имел наивность полагать, будто может прийти к Уоллесу. Он постоянно пытался взять у него интервью и в конце концов переключился на людей из его окружения, знавших Элизабет. Со мной он тоже пытался связаться. Конечно, я отказался: ненавижу такие скандальные книжонки. Их авторы воображают, будто могут рассказать чью-то жизнь, основываясь на нескольких свидетельствах из вторых рук…

— Отрывок, посвященный моей матери, достаточно честный и основан на документах.

— Тем лучше.

— Сохранились ли у вас какие-нибудь особенные воспоминания о съемках «Покинутой»? Харрис упомянул о них достаточно туманно.

— Знаете, я не так много присутствовал на съемочной площадке. Главным образом я помогал Уоллесу на начальном этапе его фильмов. То немногое, что я помню, — за пределами съемок Элизабет была очень сдержанна. В основном она сидела одна у себя в гримерке. Казалось, она все время настороже: думаю, у нее было впечатление, что никто в съемочной группе ее не любит.

— Просто впечатление?

— Без сомнения. В мире кино Элизабет была почти никому не известна. Иногда, как мне казалось, она чувствовала, что заняла чужое место. Возможно, именно это побуждало ее быть такой дисциплинированной и пунктуально следовать указаниям Уоллеса. Вначале некоторые актеры могли свысока смотреть на нее, но это достаточно распространенное явление. Нередко съемки превращаются в борьбу индивидуальностей.

— Ходили слухи…

— Какие слухи?

Кроуфорд изумленно поднял брови, но я не был таким уж простачком.

— Моей матери приписывали кучу связей. Некоторые даже утверждали, что если она получила роль…

— Ах, это! Уоллеса можно много в чем упрекать, но не было более верного мужчины и большего домоседа, чем он. Ни один из его браков не сложился вовсе не потому, что он якобы имел привычку обманывать своих жен. Уоллес был честным человеком.

— А Денис Моррисон — ее партнер? А Саймон Уэллс — продюсер фильма?

Кроуфорд издал тихий смех, в первый раз ожививший его лицо.

— Перед камерой Моррисон обладал настоящим талантом играть роли мерзавцев, но за пределами съемочной площадки это был всего лишь хвастун, стремящийся раздуть свой донжуанский список. Если бы Элизабет стала одним из его трофеев, можете быть уверены: он хвастался бы ею перед всем городом! Что же касается Уэллса… шестидесятилетний мужчина, не такой уж соблазнительный и не такой уж блестящий. Элизабет не доверяла ему, она знала его репутацию… впрочем, как и все в Голливуде. Слушайте, Дэвид: ваша мать была прекрасным человеком, она никогда бы не начала связь из желания заполучить роль.

Его глаза снова заволокло туманом.

— Вы не знаете тех времен. Газеты были охочи до скандалов еще больше, чем сегодня. Чтобы продать несколько лишних экземпляров, они опубликовали бы что угодно. Когда расследование начало топтаться на месте, появились сплетни. И это не считая того, что Харрис не пользовался симпатией журналистов. На съемки он не принимал практически никого, и некоторые не замедлили свести с ним счеты таким низким способом.

— Вы сказали: у моей матери было впечатление, что ее не любят. Был ли кто-то в съемочной группе, с кем она близко общалась?

Кроуфорд погрузился в размышления.

— Трудно сказать… Там была ее гримерша, молодая девушка, которую звали Лора… фамилия выскочила у меня из головы. Элизабет чувствовала себя свободнее с людьми из своего окружения… ну, вы понимаете, что я хочу сказать. Актеры, с которыми она работала, в основном имели куда более длинный послужной список. Конечно, она еще не принадлежала к их миру.

Я проглотил остаток своего эспрессо. Я не мешал Кроуфорду говорить, но, на мой взгляд, он так и не коснулся главного.

— Харрис признался, что ему уже много лет было известно о моем существовании…

— Так и есть. Это я однажды набрел на статью, посвященную вам.

— Ту самую, в «Нью-Йорк таймс»?

— Похоже. Я послал ее Уоллесу без единого слова пояснения. Я знал, что он прочитал ее, но мы никогда не обсуждали это, по крайней мере до последнего месяца.

— Последнего месяца?

Кроуфорд скрестил руки, опершись локтями на стойку.

— Уоллес позвонил мне — один из его странных телефонных звонков, которые могли разбудить вас посреди ночи. Ему казалось, что весь мир живет в том же ритме, что и он. Он объяснил мне, что желает с вами встретиться.

— Вы спросили его почему?

— Ну конечно. Но когда Уоллесу приходила какая-то блажь в голову, он не затруднял себя долгими беседами. Я знал, что мне нужно ходить на цыпочках. Он мне просто сказал, что уже давно хочет связаться с вами, что ему необходимо поговорить о вашей матери, чтобы вы знали, какой женщиной она была. Я вам только что говорил о чувстве вины. Думаю, тогда Уоллес хотел снова закрыть эту горестную страницу своего прошлого. Но что мне показалось странным…

Он принял печальный и задумчивый вид.