Женщина-птица - [59]
Папа смотрит на меня, но, по-моему, он меня не видит. Он думает об Анни. Неужели он и в самом деле в нее влюбился? За такой короткий срок?
— Нет, — говорит папа, словно прочитав мои мысли. — Я никогда ее не любил так, как любил твою маму… Но я чувствовал, что она что-то скрывает. С такими женщинами надо быть осторожным…
Он осуждающе вертит головой и запускает пальцы в волосы.
— Что ж я, так и буду весь день здесь стоять? Пойду к себе; не думай об этом.
Я остаюсь сидеть в кресле перед выключенным телевизором. В комнате постепенно темнеет, как будто тяжелый черный дым опускается с потолка. Я зажигаю свечу и смотрю на пламя, пока не начинают болеть глаза. Из библиотеки слышен голос отца — он разговаривает сам с собой. «Эрик, говорит он. Подожди меня, Эрик. Я скоро приеду в Париж, Эрик»…
Пламя свечи колеблется, словно от ветра. Что я делаю? Получил письмо от Эстер, но так его и не открыл… Конец восьмидесятых, а я все там же, не сделал ни шагу. Пламя свечи колеблется, как будто хочет что-то мне шепнуть. Я окунаю палец в стеарин и поднимаю его высоко над головой. Прозрачная жидкая масса застывает и превращается в белую абстрактную скульптурку.
В один из этих дней к нам приходит дедушка. Странно, обычно этого не бывает, и я не знаю, как истолковать его приход. Мы с отцом потеряли контакт с ним и с бабушкой, они как бы представляли женскую половину нашей семьи, маму и Кристину, и когда те исчезли, исчезли и бабушка с дедушкой, так же внезапно. Мы не виделись не меньше двух лет, но сейчас он, кажется, пришел с каким-то важным делом.
Он садится за стол в кухне и пишет записку.
«Я пришел ради Кристины, вашей дочери и сестры, которая сейчас в Индии».
Мы с папой молча смотрим на него.
«Кто-то из вас должен поехать и найти ее, пишет он. Поверьте мне, это не терпит отлагательства».
— Почему не терпит? — спрашиваю я. — Что ты знаешь, чего не знаем мы?
Он качает головой и снова пишет.
«Я ничего не знаю, но у меня такое чувство, что это срочно».
Я поворачиваюсь к папе и жду, что скажет он. Но папе все это, кажется, неинтересно. Он смотрит в окно и думает о чем-то своем… может быть, о своем брате Эрике.
Дедушка встает.
— Не уходи, — прошу я. — Объясни, в чем дело.
Но он только качает головой и улыбается своей загадочной улыбкой. Я провожаю его до двери и пожимаю руку. От него пахнет старостью, даже древностью, былиной или легендой. Он молчит, и молчание его кажется материальным, как замша. Потом он делает знаки в воздухе:
— Женщина-птица… Женщина-птица…
И уходит.
Приближается Рождество, все как обычно — тени прячутся в густой хвое елки, вяленая треска… По вечерам я сижу в своей комнате и удивляюсь сам себе — с какого рожна мне показалось осенью, что наступают перемены?
Странное время… я даже думать ясно не могу, мысли фрагментарны и несвязны. Что было вначале — пустота, ничейное пространство, место, где догадки и надежды обретают форму… а я? Кто я? Точка на карте нашей семьи, пока еще передвигающаяся в пространстве и во времени, в то время как другие… что открылось им там, с той стороны, где нет ни пространства, ни времени?
Иногда я слышу, как папа разговаривает сам с собой в библиотеке. Об ушедшей жене, но чаще об Эрике и Париже: «Эрик, — говорит он. — Ты же ждешь меня в Париже, Эрик. Я скоро приеду. Только подожди, только подожди. Мне так много нужно у тебя спросить… о жизни, о том, как жить… Это не вычитаешь в книгах, ни в романах, ни в Писании, ни даже в „Науке в иллюстрациях“»[46]…
Я слышу его голос, как бормотание радиоприемника, и если даже и не разбираю отдельные слова, их легко угадать. Где он сейчас, мой папа? Где он странствует, и как долго будет продолжаться его странствие? Папа повредился в уме и с каждым днем уходит от меня все дальше. Скоро ничего не останется для меня в Фалькенберге, только мысли… и паузы между двумя нотами…
Может быть, и Эстер омрачает мне Рождество… Зачем я выкинул ее письмо, не прочитав? Тогда мне вдруг показалось, что она ничего для меня не значит, да и не значила никогда, но теперь я об этом сожалею… Столько лет я держался этого заблуждения! Ах, она скрывает что-то от меня, какую-то демоническую тайну, из-за этого она меня и оставила, в конце концов… Я так долго в это верил… наверное, это служило мне защитой… защитой от маминой смерти, защитой от излишней чувствительности, защитой от преследующих меня несчастий, оправданием того, что я ее изнасиловал. Но теперь я понимаю, что все не так. Никакой тайны и не было. Эстер никогда ничего от меня не скрывала… Она позволила себя изнасиловать и сбежала из города, вот и все. Я понял это только после того, как выбросил письмо, я понял, что все эти годы оказались выброшенными на свалку — вместе с письмом. И еще я понял, что никакие тайны тоже не имеют значения: мамина смерть, ее акварели, молчание деда, исчезновение сестры…
А что я? Да ничего — не могу сказать, что я счастлив, но и не несчастен. Я неподвижно наблюдаю время, смотрю на подступающие тени и жду, когда же они начнут исполнять свои древние обещания… И в ожидании мне представляется одно и то же: жизненная линия… ладонь на полу… семейная карта…
Эталон интеллектуального триллера от по-настоящему мощного шведского писателя, лауреата Августовской премии, Карла-Йоганна Вальгрена.Теплым июньским вечером 1970 года отец направляется в метро с двумя сыновьями. Он собирается спуститься на станцию на лифте, но старший сын очень хочет сбежать по лестнице. Некая дама предлагает проводить мальчика. Отец соглашается, но, когда выходит на перрон, там совершенно пусто. Поезд метро только что покинул станцию…2012 год, Стокгольм. Данни Катц, у которого с детства были проблемы с законом, давно покончил с преступным прошлым.
Удивительно динамичная, грустная, жестокая, увлекательная и трогательная история. Этот роман не оставит читателя равнодушным.В провинциальном городке живет неблагополучная семья. Отец постоянно сидит в тюрьме, мать давно ничем не интересуется, кроме выпивки. А их двое детей, девочка и мальчик, каждый день вынуждены бороться за свою жизнь и достоинство. Что же произойдет, если в их беспросветной жизни вдруг появится… ВОДЯНОЙ?.. Все чудесным образом изменится. Пространство приобретет четвертое измерение — мифическое, сказочное, почти притчевое.
В Петербурге на рубеже XIX и XX веков живет Игрок. Околдованный и измученный демоном игры он постоянно поднимает ставки. Марафонский танец по нелегальным игорным домам столицы Российской империи заканчивается лишь роковой ночью, когда ставкой в игре стала сама жизнь. С этого момента начинается печальная и причудливая одиссея героя длиною в век… Автор знаменитого исторического бестселлера «Ясновидец», завоевавшего Европу, писатель и бард Карл-Йоганн Вальгрен в очередной раз удивит и покорит читателя своей безграничной фантазией.
Карл-Иоганн Вальгрен — автор восьми романов, переведённых на основные европейские языки и ставших бестселлерами. Новый роман «Кунцельманн & Кунцельманн» вышел в Швеции в январе 2009 г.После смерти Виктора Кунцельманна, знаменитого коллекционера и музейного эксперта с мировым именем, осталась уникальная коллекция живописи. Сын Виктора, Иоаким Кунцельманн, молодой прожигатель жизни и остатков денег, с нетерпением ждёт наследства, ведь кредиторы уже давно стучат в дверь. Надо скорее начать продавать картины!И тут оказывается, что знаменитой коллекции не существует.
Новое яркое и актуальное произведение от непревзойденного шведского мастера слова – Карла-Йоганна Вальгрена. Книга, задуманная и написанная автором как шутка, имеющая глубокий философский подтекст.Молодой шведский писатель, не признанный в своей стране, эмигрирует в Германию. Тут он получает письмо от литературного чиновника с предложением написать брошюру о литературном климате его отечества. Писатель отвечает на письмо. И вскоре оправданная и справедливая обида на шведских критиков переходит в неоправданную и несправедливую ненависть ко всей стране.
Карл-Йоганн Вальгрен – автор восьми романов, переведенных на основные европейские языки и ставших бестселлерами.После смерти Виктора Кунцельманна, знаменитого коллекционера и музейного эксперта с мировым именем, осталась уникальная коллекция живописи. Сын Виктора, Иоаким Кунцельманн, молодой прожигатель жизни и остатков денег, с нетерпением ждет наследства, ведь кредиторы уже давно стучат в дверь. Надо скорее начать продавать картины!И тут оказывается, что знаменитой коллекции не существует. Что же собирал его отец? Исследуя двойную жизнь Виктора, Иоаким узнает, что во времена Третьего рейха отец был фальшивомонетчиком, сидел в концлагере за гомосексуальные связи и всю жизнь гениально подделывал картины великих художников.
Эта книга перевернет ваше представление о людях в форме с ног на голову, расскажет о том, какие гаишники на самом деле, предложит вам отпущение грехов и, мы надеемся, научит чему-то новому.Гаишников все ненавидят. Их работа ассоциируется со взятками, обманом и подставами. Если бы вы откладывали по рублю каждый раз, когда посылаете в их адрес проклятье – вслух, сквозь зубы или про себя, – могли бы уже давно скопить себе на новую тачку.Есть отличная русская пословица, которая гласит: «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива».
Чем старше становилась Аделаида, тем жизнь ей казалась всё менее безоблачной и всё менее понятной. В самом Городе, где она жила, оказывается, нормы союзного законодательства практически не учитывались, Уголовный кодекс, так сказать, был не в почёте. Скорее всего, большая часть населения о его существовании вовсе не подозревала. Зато были свои законы, обычаи, правила, оставленные, видимо, ещё Тамерланом в качестве бартера за городские руины…
О прозе можно сказать и так: есть проза, в которой герои воображённые, а есть проза, в которой герои нынешние, реальные, в реальных обстоятельствах. Если проза хорошая, те и другие герои – живые. Настолько живые, что воображённые вступают в контакт с вообразившим их автором. Казалось бы, с реально живыми героями проще. Ан нет! Их самих, со всеми их поступками, бедами, радостями и чаяниями, насморками и родинками надо загонять в рамки жанра. Только таким образом проза, условно названная нами «почти документальной», может сравниться с прозой условно «воображённой».Зачем такая длинная преамбула? А затем, что даже небольшая повесть В.Граждана «Кровавая пасть Югры» – это как раз образец той почти документальной прозы, которая не уступает воображённой.Повесть – остросюжетная в первоначальном смысле этого определения, с волками, стужей, зеками и вертухаями, с атмосферой Заполярья, с прямой речью, великолепно применяемой автором.А в большинстве рассказы Валерия Граждана, в прошлом подводника, они о тех, реально живущих \служивших\ на атомных субмаринах, боевых кораблях, где героизм – быт, а юмор – та дополнительная составляющая быта, без которой – амба!Автор этой краткой рецензии убеждён, что издание прозы Валерия Граждана весьма и весьма желательно, ибо эта проза по сути попытка стереть модные экивоки с понятия «патриотизм», попытка помочь россиянам полнее осознать себя здоровой, героической и весёлой нацией.Виталий Масюков – член Союза писателей России.
Роман о ЛЮБВИ, но не любовный роман. Он о Любви к Отчизне, о Любви к Богу и, конечно же, о Любви к Женщине, без которой ни Родину, ни Бога Любить по-настоящему невозможно. Это также повествование о ВЕРЕ – об осуществлении ожидаемого и утверждении в реальности невидимого, непознаваемого. О вере в силу русского духа, в Русского человека. Жанр произведения можно было бы отнести к социальной фантастике. Хотя ничего фантастичного, нереального, не способного произойти в действительности, в нём нет. Скорее это фантазийная, даже несколько авантюрная реальность, не вопрошающая в недоумении – было или не было, но утверждающая положительно – а ведь могло бы быть.
Если вам кто-то скажет, что не в деньгах счастье, немедленно смотрите ему в глаза. взгляд у сказавшего обязательно станет задумчивый, туманный такой… Это он о деньгах задумается. и правильно сделает. как можно это утверждать, если денег у тебя никогда не было? не говоря уже о том, что счастье без денег – это вообще что-то такое… непонятное. Герой нашей повести, потеряв всех и всё, одинокий и нищий, нечаянно стал обладателем двух миллионов евро. и – понеслось, провались они пропадом, эти деньги. как всё было – читайте повесть.
Рут живет одна в домике у моря, ее взрослые сыновья давно разъехались. Но однажды у нее на пороге появляется решительная незнакомка, будто принесенная самой стихией. Фрида утверждает, что пришла позаботиться о Рут, дать ей то, чего она лишена. Рут впускает ее в дом. Каждую ночь Рут слышит, как вокруг дома бродит тигр. Она знает, что джунгли далеко, и все равно каждую ночь слышит тигра. Почему ей с такой остротой вспоминается детство на Фиджи? Может ли она доверять Фриде, занимающей все больше места в ее жизни? И может ли доверять себе? Впервые на русском.