Женщина, потерявшая себя - [32]

Шум ветра заставил Мэри Тексейра зябко поежиться, и она подумала о муже, спавшем рядом с ней, и о детях в соседней комнате, потом она улыбнулась — ей было тепло. Она немного отодвинулась от Пако, словно заявляя, что существует и отдельно от него; она не спала сейчас, но, глядя на него, делила с ним наслаждение крепкого сна, точно так же, как в другие ночи разделяла с ним бессонницу. Ночные кошмары вновь и вновь убеждали ее, что она теперь больше не «я», а «мы»: ей чудилось, будто она просыпается и, увидев, что Пако исчез, бродит из спальни в детскую, из детской в кухню в поисках самой себя. Точно такие же сновидения преследовали ее и до того, как их супружеская жизнь оказалась под угрозой, но тогда это были сладкие сны, немного смешные и желанные, а не кошмары, от которых она просыпалась в холодном поту. Счастливые супруги не осознают своего счастья, не воспринимают себя «как единую плоть»; только теперь, почувствовав, что муж отдаляется от нее, она поняла: их супружеская жизнь перешла в новую фазу, и эта мысль заставила ее сесть в постели и оглядеть маленькую спальню; ей казалось, что она погрузилась в сон Пако, как в пучину, а теперь вынырнула на поверхность и искала глазами берег. И еще она думала: а если ей действительно однажды придется бродить из спальни в детскую и из детской в кухню в поисках самой себя, того, что осталось от ее «я», что она найдет? Ветер за окном зашелестел в ветвях деревьев, и она увидела, как сквозь этот ветер идет девушка — высокая девушка в туфлях без каблуков, с развевающимися каштановыми волосами. За ее спиной высились горы Толедо, а над головой голубело летнее небо Испании. Она часто видела себя девушкой среди гор — тем летом (в год, когда началась война) она побывала в Испании; она уехала туда потому, что не хотела терять свою независимость, она уехала, не думая об отце, который так нуждался в ней, и о Пако, который так хотел жениться на ней; она уехала неожиданно, не сказав им ни слова, — просто однажды утром отправилась с маленьким чемоданчиком в порт и села на пароход, отплывавший в Испанию. Та девушка так и не вернулась, подумала Мэри, вернулась другая, измученная и порабощенная любовью. Но та, прежняя, все еще шла среди вечного лета навстречу горному ветру. Из пяти детей, которым Гонконг казался слишком маленьким, из пятерки друзей, некогда похитивших рыбацкую джонку, чтобы бежать в Патагонию, только одна та девушка избежала участи остальных, томившихся теперь в четырех стенах: Пепе — в своем кабинете ветеринара, Рита — в художественном салоне, Тони — в келье монастыря, а она сама и Пако — в тесной, как консервная банка, квартирке. Почувствовав себя совсем одинокой, Мэри снова легла и обняла мужа, словно умоляя его позволить и ей погрузиться в глубины его сна. Не просыпаясь, он прижался к ней, и она порадовалась, что его бессонница кончилась, что он снова крепко спит, а потом вспомнила, что утром ему впервые за долгое время снова надо будет идти на работу, и тотчас решила: сегодня мы устроим вечеринку, это событие надо отметить. Погрузив лицо в его волосы, она улыбалась и обдумывала, как устроить это маленькое торжество, и вдруг сквозь неожиданно убавившийся шум ветра различила отдаленные звуки — чьи-то еле слышные неверные шаги. Подсчитывая в уме тарелки, прикидывая необходимые закупки, мысленно делая в квартире уборку, она крепче обняла мужа и глубже зарылась лицом в его волосы, стараясь не слышать отдаленных шагов, не слышать, как она сама ходит из спальни в детскую и из детской в кухню, останавливаясь перед каждой дверью, парализованная страхом перед тем неизвестным, что ожидает ее по ту сторону порога.

С новым порывом ветра, всколыхнувшим в лунной ночи темные тени ветвей, до Пепе Монсона донеслись сквозь его мысли отдаленные звуки тяжелых ударов, но, приподняв голову с подушки, он услышал лишь шум ветра в верхушках деревьев и шаги в соседней комнате. Он вскочил с постели и, нащупывая ногами шлепанцы, потянулся за халатом, но как раз в это время шаги затихли. Пепе вслушивался, стараясь понять, что делает отец в соседней комнате. Может быть, старик согнулся у окна, может, неподвижно сидит в качалке, а может быть, тоже стоит в темноте, вслушиваясь в звуки ночи? Пепе сел на кровать и потянулся за сигаретой. Теперь ему не удастся заснуть, пока он не услышит, как заскрипит кровать в комнате отца. Но он ведь и до сих пор никак не мог заснуть, хотя ему и очень хотелось спать и он чувствовал себя усталым и разбитым. В его мозгу все еще пел проигрыватель Мачо, и под музыку снова и снова всплывали эпизоды сегодняшнего дня — утренний визит Конни; поразившее его в полдень состояние отца; визит сеньоры де Видаль; Пако, уткнувшийся лицом в траву; ужин в «Товарище»; стремительный подъем к вершине утеса на белом «ягуаре»; бегство сквозь светлую ночь; Конни сидит на тачке со связкой писем в руках, а в ее глазах отражается печальный свет луны; Мачо Эскобар стучит кулаком по столу, а, в ярко освещенной комнате поет и поет проигрыватель. Но за всем этим, за несмолкающими звуками музыки, за подавляемой тоской он видел отца, бессильно поникшего в качалке, без сознания, но с открытыми глазами и с улыбкой на губах. И Пепе Монсон вдруг подумал, что весь прошедший день — лишь иллюзия, видение его отца, бред курильщика опиума, наркомана, но в этом бреду действовали новые, непривычные персонажи. Вчера утром, когда отец уже погружался в блаженное забвение, раздался стук в дверь, и, открыв ее, Пепе оказался лицом к лицу с Конни Эскобар в черной шляпке, в мехах, с жемчугами на шее. Он вспомнил, что, когда она осведомилась: «Доктор Монсон?» — он подумал, что она спрашивает отца. Весь разговор с ней был бредом, молодая женщина была попросту видением старика, и ее бегство было бегством через отравленные наркотиком руины его сознания. Это видение растает в дневном свете, который вернет отца в обычное состояние; утро перечеркнет все, что было днем и ночью, завтрак восстановит четкость ума. И словно в ответ на эти мысли, он с облегчением услышал шаги в соседней комнате и скрип кровати. Он опять прислушался, но на этот раз до него донесся только шум ветра, который теперь изменил направление. Наверное, будет дождь, подумал он и, погасив сигарету, натянул на себя одеяло; звуки первых капель он услышал уже сквозь сон.