Женщина, которую я бросил - [7]

— Знаешь эту песню?

— Нет.

— Это «Тройка». Русская песня.

— Никогда не слыхала, — виновато покачала головой Мицу, — я ведь окончила только гимназию…

— А-а. Ну тогда попроси, чтобы тебе сыграли «Зеленые горы», — съязвил я.

Мицу опустила глаза и сморщилась:

— Что с тобой?

— М… м… м… Здесь есть уборная?

— Туалет?

— Да, — С глубоким вздохом Мицу вытащила из кармана кофточки туалетную бумагу.

Свидание наше началось около уборной, и теперь, не успели мы сесть за стол, она напомнила об этом. «Вонючая парочка», — промелькнуло у меня в голове.

Мицу ушла. Я вытащил сигареты и закурил. И тут почувствовал, что кто-то похлопывает меня по плечу. Я обернулся и увидел парня в кепке, измазанной вазелином, как это было принято у снобов.

Это был Идогава, студент нашего университета. Бледный, в очках без оправы, он принадлежал к людям, которые всегда находятся в приятном расположении духа.

— Попался, приятель.

— В чем дело?

— Знаю, ты с ней того… — он погрозил пальцем.

— Что за глупые шутки! Буду я возиться с такой, — ответил я, пожав плечами.

— А зачем возиться? — Идогава говорил в нос. — Предложи ей стаканчик коктейля, и дело в шляпе.

В этом кабачке за восемьдесят иен в бутылке из-под лимонада подавали коктейль из водки и газированной воды. Он легко пился, и неопытные девицы попадались на эту удочку: выпив стакан, они быстро пьянели и теряли над собой контроль.

— Я закажу, — подмигнул Идогава и, щелкнув пальцами, подозвал официанта.

Когда Мицу вернулась, на столе уже стояли два стакана с прозрачной жидкостью. Сейчас я понимаю, что должен был сказать ей: «Не пей», но Идогава посматривал в нашу сторону и посмеивался, а я боялся этого циника. Он решит, что я даже перед такой девушкой робею, и растреплется об этом всему свету. Признаться, где-то глубоко во мне раздался слабый голос совести, но его заглушил другой: «Да что ты в самом деле? Не детей же тебе с ней крестить! Один раз можно побаловаться».

— Что это? — доверчиво улыбаясь, спросила Мицу. Я молча наблюдал, как она пьет коктейль. Она выпила его, будто стакан чаю.

— Никогда не пробовала такого вина! Это импортное? Наверное, дорого стоит?

— Конечно, дорого, но ты не беспокойся.

Она покраснела, и толстые губы ее глупо приоткрылись.

— Здесь очень приятно. Если бы и Ёко-сан была с нами, она бы пришла в восторг.

Мицу уже едва ворочала языком. Из своего угла Идогава снова подмигнул мне. Заиграли на гармони. Пожилой усатый мужчина в берете с поклонами ходил от стола к столу.

— Хорошо бы исполнили «Зеленые горы».

— Еще что! — буркнул я.

Мужчина подошел к нашему столу и, взяв Мицу за руку, что-то шепнул ей.

— Оставьте ее в покое, — крикнул я. — Вас только тут не хватало!

— Пусть говорит! Пожалуйста, дедушка, я заплачу.

Этот тип занимался гаданием, преимущественно хиромантией, в кабачках Сибуя и «Поющих голосах». Он говорил все, что ему приходило в голову, но одно из его предсказаний я запомнил хорошо. Он сказал, что Мицу будет несчастной оттого, что жалеет других.

— Ты слишком добра, девочка, слишком добра. А за это всегда приходится платить. Будь осторожна, иначе мужчины используют твою доброту тебе во вред.

— Какая чепуха! — засмеялся я. И Мицу тоже громко захохотала.

— Через несколько лет тебя постигнет несчастье, которое сейчас ты даже не можешь себе вообразить.

Но что это будет, старик так и не сказал. Получив двадцатииенную бумажку из красного кошелька Мицу, он, поклонившись, отошел.

Мицу едва держалась на ногах. По-идиотски полуоткрыв рот и опираясь на мое плечо, она кое-как спустилась по лестнице.

Внизу стоял Идогава.

— Приятной ночи!

— Пошел к черту!

Но я уже наметил, куда ее вести.

Когда-то я здесь подрабатывал и знал, что недалеко отсюда, на склоне горы, возле депо метропоездов, есть гостиница, в которой можно, если верить рекламе, висящей над входом, переночевать за сто иен.

Кончали торговать магазины. Продавец с напомаженными волосами, насвистывая, закрывал ставни. В плохо освещенном углу улицы еще продавались книги и журналы. На обложке одного из журналов была изображена молодая обнаженная женщина, закинувшая руки за голову. Несколько мужчин с лихорадочным блеском в глазах просматривали журналы.

Впереди нас стоял человек с рекламными щитами на спине и груди. Реклама призывала посещать бар, в который мужчин и женщин пускали только парочками. Человек-реклама улыбнулся нам и, когда мы проходили мимо, что-то пробормотал.

С грохотом проехал фургон, торгующий сладким картофелем, который жарили тут же, на глазах покупателя. «Энокен…»

Я вдруг с тоской вспомнил, как расклеивал афиши Кима-сан. Кажется, меня возмутила наглая подделка, но ведь я же раздавал эту афишку крестьянам. Там не испугались вместо «Энокен» написать «Энокеи», а я боюсь обмануть эту девчонку. Показался далекий, тусклый свет Сибуя… «В конце концов, — думал я, — все обманывают друг друга и даже не желают разобраться, где истина, а где ложь».

— Ты мне нравишься, — пристально глядя на огоньки Сибуя, сказал я так, словно произнес хорошо заученную математическую формулу.

Мы приблизились к маленькой гостинице, обнесенной бамбуковым забором.

— Куда мы пришли? — сказала Мицу, словно не слышала моих слов. — Это вокзал Сибуя?