Он улыбнулся и нежно прижал пакетик со льдом к освобожденному от волос месту.
— Однажды мы были на пикнике, и паук упал в суп моей сестры Меган. Она завизжала, как бэнши note 1.
Марисса издала какой-то приглушенный звук, будто пыталась не рассмеяться.
— Она, наверное, была очень маленькая?
— Ей было двадцать.
На этот раз Марисса засмеялась. Он не мог понять, почему ему вдруг стало хорошо.
— Ладно, ей было пять. Но ее представление никто из нас до сих пор не забыл.
Каллен прижимал лед к затылку Мариссы.
— Знаешь, не жаль потерять немного крови, чтобы узнать, что тебе не все равно.
— Мне не… — Ее щеки покраснели. — Это не имеет отношения к тебе.
— А-а. Я мог бы догадаться. Я мог бы упасть к твоим ногам с торчащим из сердца мечом, и ты даже не моргнула бы глазом.
Марисса издала очередной смешок. Было бы ошибкой сближаться с этим человеком. Не стоило показывать ему, что он что-то для нее значил.
Каллен О'Коннелл появился на горизонте, выбил почву у нее из-под ног и заставил ее принять то, что он считал правильным.
Но он не принадлежал ей. Он исполнил свою обязанность, женился на ней. Привез ее в свой дом…
И поселил ее в комнату для гостей.
Отдельные комнаты. Разные жизни. Он сбежал в первое же утро. Оставил ей короткую сухую записку, в которой написал, что у него встреча.
Марисса встала. Каллен убрал пакетик со льдом.
— Сейчас лучше?
— Да. Спасибо за помощь.
Он посмотрел на нее, но не сдвинулся с места. «Встань, — приказала себе Мариса. — Сейчас же…» Каллен взял ее за руку.
— Держу пари, у тебя нет братьев.
— Да. У меня нет братьев.
— Если бы они были, ты бы так привыкла к виду ссадин, что и глазом бы не моргнула.
— Действительно, — согласилась молодая женщина, пытаясь придать голосу скучающее выражение, но это у нее не получилось. У этого человека был дар красноречия. В тот вечер, когда они встретились, она нашла этот дар очаровательным. В ту ночь он заставил ее забыть о себе, забыть, кем она была, заставил ее забыть обо всем на свете.
Она снова попыталась встать. Каллен не дал ей этого сделать.
— А сестры? У тебя есть сестры?
— Я — единственный ребенок, — коротко ответила она.
— Счастливица.
— Нет, это не так. — Слова вырвались сами собой. — То есть, это должно быть приятно иметь родных братьев и сестер.
Каллен усмехнулся.
— Родных, да? Ну, что ж, ты назвала их лучше, чем называю я по временам. Особенно братьев.
— Сколько у тебя братьев? — Не то чтобы это имело какое-то значение. Его жизнь интересовала ее только в связи с ребенком.
— Двое, и еще три сестры-сорвиголовы.
Марисса приподняла брови.
— Сорвиголовы?
— Да. Их интересуют футбол, бейсбол, американский футбол. Моя мать всегда говорила, что местный травм пункт из-за нас не запирался на засов.
У Мариссы вырвался короткий смешок.
— Ну вот, — мягко произнес Каллен, — видишь? Ты умеешь смеяться. А то я уже начал сомневаться в этом.
— Каллен, действительно…
— Почему у тебя такое серьезное лицо?
Потому что я думаю, я думаю…
— Марисса. — Его улыбка была ласковой. — Марисса. — Он провел по ее щеке рукой, провел пальцем по губам. — Неужели ты здесь так несчастлива?
— Сеньоре нужна забота. — Появившаяся в дверях экономка испепелила Каллена взглядом. — Вы думаете, что достаточно сделать ее вашей женой, но это не так. Вы оставляете ее одну на целый день. Позволяете ей плакать, не разговариваете с ней…
— Плакать? — переспросил Каллен, глядя на Мариссу.
Консепсьон покраснела, повернулась на каблуках и вышла.
— Извини, — пролепетала Марисса. — Пожалуйста, не вини ее. Она сказала, что у нее осталась дочь моего возраста в Мексике. Очевидно, Консепсьон испытывает ко мне материнские чувства.
— Плакать? — снова переспросил он.
Марисса подняла подбородок.
— Какое это имеет значение?
Каллен схватил ее за плечи.
— Ты с ума сошла? Экономка знает, что моя жена плачет, а я не знаю об этом? Почему ты плакала?
— Я сказала тебе. Это не имеет значения.
Его губы вытянулись.
— Из-за меня.
— Нет. Мы должны были пожениться. Я просто с трудом привыкаю к своей новой жизни.
Ее голос дрожал. Она привыкала к новой жизни, к жизни, которую он не пытался скрасить.
Боже, какой он был дурак!
Каллен сквозь зубы пробормотал выразительное ругательство.
— Подожди здесь, — нахмурился он и вышел из комнаты.
— Нет! Каллен…
Марисса вздохнула. Ее плечи поникли, и она тяжело опустилась на ступени.
Надо же было расплакаться перед этой женщиной в первый день ее жизни здесь! Она проснулась в незнакомом месте, была так растеряна, что ей показалось, что это дурной сон.
Всю ночь она лежала не в своей постели, не в своей комнате и ждала, когда откроется дверь. Ждала, когда ее муж войдет к ней. Войдет, чтобы обнять ее, поцеловать и показать, что из их брака может что-то получиться.
Она убеждала себя, что не хочет, чтобы он ее целовал, касался ее. Но это было ложью. Когда он касался ее, все менялось. Ее страх, ее унижение, которые она чувствовала в его присутствии, все это исчезало.
Ей нужно поговорить с мужем. Так думала она той длинной ночью. Настало утро, первое утро их совместной жизни. Она скажет Каллену, что все обдумала, и решила, что он был прав.
Если они хотят, чтобы из их брака что-то получилось, они должны сделать хотя бы шаг навстречу друг другу.
