Женщина - [27]

Забрезжил рассвет. За иллюминатором по-прежнему стояла серая мгла, но она уже была оживлена первыми лучами солнца. Йоко с удовольствием прислушалась к шагам седовласого американца, каждое утро гулявшего с дочерью по палубе. Закончив туалет, Йоко села на диван, вытянула ноги и отдалась во власть ленивых, смутных мыслей о ревизоре.

В дверь постучали. Бой принес кофе. Словно уличенная в чем-то дурном, Йоко стыдливо подобрала ноги. Бой с легким поклоном поставил на столик поднос серебристого цвета и, заученно улыбаясь, спросил, подавать ли обед, как и прежде, в каюту.

– Нет, с сегодняшнего дня я буду ходить в столовую, – с живостью ответила Йоко.

– Слушаюсь, – с невозмутимым видом произнес бой. Он окинул Йоко беглым взглядом и не мешкая вышел. Йоко ясно представила себе выражение его лица за дверью каюты. Он, конечно, вернулся в столовую, ухмыляясь и пританцовывая. Спустя минуту до Йоко донесся громкий разговор:

– Ну что, богиня решила снизойти?

– Да, сказала, что придет.

И Йоко опять подумала о ревизоре: «Каков! Я целых три дня не выходила из каюты, а он даже не зашел справиться о здоровье. Что за человек!» Однако она тут же спохватилась. Почему ей лезут в голову подобные мысли о человеке совсем ей чужом, о котором она знает лишь, что он здоров, как лошадь?

С легким вздохом поднялась она с дивана, взяла с комода визитную карточку ревизора и, снова усевшись, принялась ее разглядывать. Четкими, красивыми иероглифами было напечатано: «Санкити Курати, кавалер ордена «За заслуги» 6-й степени, ревизор п/х «Эдзима-мару» Японской пароходной компании». Прихлебывая кофе, Йоко перевернула карточку и, как будто ее иссиня-белая поверхность была сплошь исписана длинными фразами, неотрывно глядела на нее, сдвинув брови и наклонив голову так, что ее округлый подбородок почти касался выреза кимоно.

12

Вечером, надев строгое кимоно очень скромной расцветки, Йоко появилась в столовой. Она выглядела совсем юной, никто не дал бы ей больше двадцати лет. Серо-голубой воротник очень шел к ее грустно-спокойному лицу, на котором сияли большие глаза. Собравшиеся в столовой пассажиры при виде Йоко ощутили легкую тревогу… За длинным столом, спиной к буфету, сидел ревизор, справа от него – госпожа Тагава, ее супруг устроился напротив. Йоко отвели место рядом с ним. Почти все пассажиры были в сборе. Едва заслышав шаги Йоко, официанты засуетились, подмигивая друг другу. Сидевший на другом конце стола капитан – американец с седыми бакенбардами – изменился в лице от волнения. Он встал, комкая салфетку, пропустил Йоко и снова сел, весь красный от смущения. Спокойно встречая любопытные взгляды, Йоко обошла стол и направилась к своему месту. Тучный доктор Тагава, украдкой посмотрев на жену, чуть отодвинулся, дав возможность Йоко пройти.

Пока Йоко усаживалась, внимание всех было приковано к ней. Особенно неприятно действовал на нее холодный, пристальный взгляд госпожи Тагава. Чинно усевшись, Йоко развернула салфетку и прежде всего слегка поклонилась этой даме. Чопорное выражение лица госпожи Тагава сменилось неким подобием улыбки, она начала что-то говорить, но в этот момент ее муж решил возобновить беседу с ревизором, прерванную появлением Йоко. Одновременно сказанные фразы повисли в воздухе, и супруги недовольно посмотрели друг на друга. Все, кто был в столовой – и японцы и иностранцы, – перевели глаза с Йоко на чету Тагава. Сконфуженный профессор попросил у жены прощения. Слегка кивнув ему, она обратилась к Йоко. Ясным и ровным голосом, так, чтобы все слышали, она сказала:

– Вы так долго не показывались, что я уж начала тревожиться. Должно быть, вы плохо переносите морское путешествие?

Это было сказано вежливым тоном светской женщины, привыкшей подавлять людей своим превосходством. Ничуть не обидевшись, Йоко сдержанно улыбнулась и утвердительно кивнула. Тагава снова попытался продолжить разговор с Курати:

– Итак… следовательно… гм…

Ему никак не удавалось нащупать утерянную нить разговора, и Йоко поняла, что, хотя Тагава и сохраняет внешнее спокойствие, он взволнован не меньше других. Всеобщий переполох льстил самолюбию Йоко.

По знаку старшего стюарда официанты, ловко орудуя подносами, внесли суп. Йоко принялась за еду, прислушиваясь к общей беседе.

Курати, не сводивший дерзкого взгляда с Йоко с самого ее появления, оглядел наконец внимательно пассажиров и, покусывая кончики усов, проговорил густым хрипловатым голосом:

– Так в чем же суть доктрины Монро? – При этом он в упор посмотрел на Тагава. Тот обрадовался и, не поднимая глаз от тарелки, воскликнул:

– Ах да! Совершенно верно… Как раз об этом мы и говорили. Основным требованием доктрины Монро вначале было невмешательство Европы в дела независимых штатов Северной Америки. Однако со временем содержание этой политики изменилось. На словах декларация Монро осталась в силе, но она не является законом, да и составлена так, что ее можно толковать произвольно, как того требуют обстоятельства. Мак-Кинли как будто дает ей довольно широкое толкование. Хотя прецедент был уже при Кливленде. У Мак-Кинли есть, должно быть, еще один весьма влиятельный закулисный деятель. Как вы полагаете, Сайто-кун? – обратился Тагава к молодому человеку, сидевшему наискосок от него.