Женька - [8]

Утром она сама разбудила его, сказав, что пока не испортилась погода, надо побывать у хозяина Хрустальной горы. На вопросы, где это и что это, Женька не ответила, лишь мотнула головой и сказала: «Терпение, мой друг, терпение». Она сама и кормила его, с проворной ловкостью убирая и выставляя тарелки на стол. На ней были все те же вельветовые брюки и пушистый свободный свитер, за мягкими складками которого угадывалась тонкая гибкая талия, по-девичьи узкие бедра.

Булатов уже давно не чувствовал себя таким беззаботно озорным. Они шли натоптанной тропой к реке, беспричинно смеясь, вспоминая подробности своего знакомства. Вокруг них кувыркались в игре и беспричинно весело лаяли Чук и Гек. Хмурилась Женька, лишь присматриваясь к небу.

— Чем оно тебе не нравится?

— Родители в Заимке. А дорога — морем. Как бы волна не поднялась.

— Тихо ведь.

— Ага… Это не та тишина.

— Впервые, что ли?

— Океан не спрашивает.

У пристани, сколоченной из неотесанных бревен, стояла на сваях цистерна для горючего, несколько металлических бочек, небольшой навес, дощатая будка.

— Здесь горючее подвозят для нашей силовой установки, в кладовке запасные приборы, детали к аппаратуре, расходные материалы, — пояснила Женька. — Ящики с консервами.

— А почему не заперто?

— От кого?

— Ну, мало ли?

Женька весело засмеялась и уверенно шагнула в покачнувшуюся «Казанку» с подвесным мотором. Чук и Гек немедленно последовали ее примеру. Женька жестом позвала Булатова. Когда он сел на жесткую скамью, она сняла с мотора чехол, дернула шнур и, как заправский рулевой, вывела моторку к противоположному берегу, держа ее нос против течения.

— Здесь не так бьет волна, — крикнула она Булатову, — скорее доберемся к Хрустальной горе.

Женька знала, чем удивить Булатова.

Они пристали к новому причалу, взошли по пологому трапу на берег. Прямо от берегового настила к подножию кургана убегала проржавевшая узкоколейка. На дальнем ее конце стояла небольшая вагонетка с низкими бортами. Булатов взял Женьку за руку и, балансируя, пошел по узкому рельсу. Метров через десять Женька потянула его к небольшому домику, похожему на строительный вагончик.

— Визит хозяину надо нанести.

У домика валялись бутылки, ржавые банки, дрова, уголь, старое тряпье. На смятой телогрейке живой кучкой жались друг к другу слепые щенки. Женька присела возле них, сняла варежку, погладила каждого по спинке. Булатов тоже протянул руку, но из-за вагончика раздался негромкий, но выразительно предупреждающий рык.

— Нет, нет, не трогайте, — испугалась Женька, — Марта может руку отхватить.

— А ты?

— Меня она знает.

Они вошли в домик. На металлической плите жарилась в огромной сковороде рыба. Дощатый стол был завален остатками еды, какими-то копиями накладных, бумажными гильзами от охотничьего ружья и еще черт знает чем. Из-за ширмы вышел заросший, как Робинзон, парень. Примерно булатовского возраста. В телогрейке на голое тело и в изрядно потертых джинсах.

— Здравствуйте, Евгения Дмитриевна, — учтиво сказал он, не замечая Булатова.

— Здравствуй, Сева. — Женька взяла под руку Булатова. — Это мой друг из Ленинграда. Олег Викентьевич.

— Тот самый?

— Покажи нам хрустальный дворец, Сева, — не удостоила Женька его ответом.

— Покажу, Евгения Дмитриевна, только надо сначала рыбки попробовать.

— Мы завтракали, Сева.

— Тогда идите наверх, я скоро.

От жареной рыбы шел тонкий аромат, и Булатов бы не отказался попробовать ее, но Женька осторожно потянула его к выходу, и он послушно вышел. Ей лучше знать, как здесь вести себя. Они снова вернулись к узкоколейке.

— Жень, — Булатов взял Женькину руку, предварительно сняв с нее варежку, — а ты бы не могла и меня, как Севу этого, просто Олегом называть и на «ты»?

— Нет, Олег Викентьевич, — смутилась Женька, — с Севой у нас такие взаимоотношения установились, когда мне было семь лет. Он меня ботанике обучал, зоологии, другим естественным наукам.

Женька рассказала, что Сева у этой горы живет и работает уже лет двадцать, приехал сразу после окончания биофака в МГУ, и никуда с тех пор не уезжал. Даже в отпуск. Читает лишь то, что ему случайно перепадает от местных рыбаков; раньше пользовался радиоприемником, а теперь и радио слушать не хочет.

— Чем он живет?

— Принимает от рыбаков уловы, потом эти накопления передает на рефрижератор. Два-три раза за сезон. Охотится. Только на уток. Зимой промышляет песца… Одни говорят, — продолжает Женька, — что у него неразделенная любовь, другие считают его блаженным… Он добрый, никому не сделал зла, если просят помочь — не отказывает. Был очень хорошим учителем у меня. Государственные интересы блюдет, как свои. Его тут пытались обмануть — не вышло, пробовали подкупить — тоже ничего не получилось, угрожали расправой — не испугался. Даже женить хотели. Так он отговорил невесту. Сама убежала.

Вход в так называемую «линзу» напоминал вход в блиндаж. За тяжелой дверью, над которой висела брезентовая занавеска, начинался пологий спуск, потом еще одна брезентовая штора, а вот уже за нею открылся действительно хрустальный дворец. Ослепленный сверкающей радугой отраженных огней, Булатов сразу и не понял, куда он попал. Потом пришел в себя, осмотрелся. Хрустальный дворец был обыкновенным холодильником, который вырубили в промерзшем до основания озерце. Вправо и влево от центрального коридора были вырублены сводчатые залы, где хранилась выловленная в Индигирке рыба самых ценных сортов, а поскольку лед был чист и прозрачен, через него пробивался свет ламп из всех помещений, играя в гранях кристаллов самыми причудливыми оттенками.