Женитьба Уайлдера - [23]

— Тогда зачем этот тип на следующий же день пытался тебя убить? Он мог разозлиться, что застрелил не того человека, но зачем так рисковать?

— Если бы меня убили, то ты, как моя вдова, забрала бы все мои вещи и поехала в Англию, чтобы меня похоронить, правда ведь? Вот они и стянули бы у тебя картину, воспользовавшись моментом.

— Честно говоря, звучит не очень убедительно.

— Но все же стоит подумать и об этом. В любом случае это как-то связано с моим прошлым — мне кто-то мстит. А Бомона убили лишь для прикрытия.

— А анонимки? В них было что-нибудь о картине?

— В том-то и дело, что нет, — пожал плечами Шон.

— Покажи их мне, — предложила Лора. — Может, это наведет меня на какую-нибудь мысль.

Шон встал, принес пиджак и достал из кармана несколько сложенных вместе бумажек.

— Вот — они лежат по порядку.

Он зажег лампу, и Лора стала читать вслух, пододвинувшись ближе к огню:

— Первая: «Ты заслуживаешь худшей участи, чем смерть». Вторая: «Сволочь, я тебя уничтожу». Третья: «Готовься к смерти». И последняя: «Твой час настал». А когда эти записки пришли?

— Первая — дня за два до того, как ты сделала мне предложение, — усмехнувшись, сказал Шон. — Вторая — на второй день нашего супружества. Третья — на следующий день. А последняя пришла в гостиницу вместе с посылкой Бомона.

— Почерк не такой, как у моего отчима, — с облегчением заметила Лора. — К тому же до нашей свадьбы у него не было причин тебе угрожать.

— А твой брат? Ты ему не рассказывала о своих намерениях?

— Нет, конечно. Он стал бы меня отговаривать.

— Лора, а ты ведешь дневник?

— Да, но Лэм не стал бы его читать. Не представляешь, как я рада, что мое семейство здесь ни при чем! — Вздохнув, Лора сложила записки. — Но сейчас нам все равно не удастся разгадать эту тайну. Надо отдохнуть.

— Ты совершенно права. Давай отложим эту тему до тех пор, пока не появятся еще какие-нибудь зацепки. Смотри-ка, солнце уже взошло.

— Да, оставим на другой раз, — согласилась она и пошла за ширму переодеваться.

Лора пыталась говорить бодрым голосом, несмотря на усталость, а Шон не мог оторвать глаз от одежды, которую она развешивала на ширме.

— Ты будешь сегодня рисовать? — спросила Лора.

— Да, я собирался устроиться у фонтана и заработать несколько франков, рисуя туристов. А ты оставайся здесь.

— Как же я пропущу твой первый рабочий день? Нет уж, я буду стоять рядом и брать с них деньги, а на обед куплю тебе что-нибудь в кондитерской.

— А потом я займусь румяной, пухленькой натурщицей, которой гордился бы сам Рубенс. И с огромным удовольствием буду вырисовывать ямочки на твоих щеках.

Шон хотел ее рассмешить, и это ему удалось — Лора засмеялась и легла в постель рядом с ним. Он немного подвинулся, чтобы ей было удобней, и обнял ее. Слова любви уже готовы были сорваться с его губ, но он вовремя спохватился и только поцеловал ее в волосы, сказав:

— Ты завтра будешь позировать мне здесь? Я и вправду хочу сделать твой портрет.

— Конечно. Мне льстит твоя убежденность, что в нарисованном виде меня можно продать.

— Я скорее продам свою душу, чем расстанусь с твоим портретом.

Глядя на нее, Шон понял, что не может больше сдерживать себя. Он схватил ее за подбородок и поцеловал, пробуя на вкус розовую сладость ее губ. Она с готовностью отвечала на поцелуи, и это доставляло ему несказанное удовольствие. На какой-то чудесный промежуток времени он позабыл обо всем — осталось только желание овладеть ею. Но вдруг Лора начала сопротивляться, и ее протестующие возгласы прорвались сквозь пелену страсти. Шону пришлось отпустить ее — она колотила его в грудь. Почему она его остановила? В глубине души Шон знал ответ на этот вопрос. Она заботилась о нем — не о себе.

— Хорошо, — прошептал он. — Больше не буду.

У нее сразу поникли плечи, но Шон не понял, что она испытывает — облегчение или разочарование. Должно быть, и то и другое. Но так ли это важно? Он встал и уселся в кресле у окна.

— Спи, Лора. Я не буду тебе мешать.

Не сказав ни слова, она свернулась калачиком и закуталась в одеяло. Но ее слезы все еще жгли его душу огнем.

Глава девятая

Прошло шесть недель. Каждое утро они с Шоном вставали на заре и шли в небольшое кафе «Дю Тартр», находившееся на той же улице, они встречались с друзьями и пили на завтрак кофе с круассанами. Потом возвращались в свою студию, и Шон занимался живописью. Анонимки больше не приходили, слежки, казалось, не было, и он радовался, что может хоть какое-то время не думать об угрозах и об убийстве Бомона.

Валентин, Лулу и Доминик заходили к ним, даже не стучась, а иногда приводили с собой знакомых — уважение к частной жизни было нетипичным для этих мест, и это еще больше укрепило Лору в решении избегать близости с мужем. Когда наступали сумерки, Шон убирал краски, приносил снизу воду, и они по очереди мылись за ширмой. Потом облачались в одежду, которая на Монмартре сходила за вечерний наряд, и шли в кабаре «Л'Элизе». И все было бы просто чудесно, если бы они не любили друг друга.

— Нам ведь сегодня никуда не хочется идти, правда же? — спросил Шон.

Лора не знала, что ответить. Она боялась оставаться с Шоном наедине — вдруг снова повторится тот же спор, что и две недели назад? Лора знала, о чем он думает, — желание в его глазах говорило само за себя, и она со страхом ощущала, что ее собственная воля постепенно слабеет. Тут Шон приблизился к ней, но не обнял, а с улыбкой прошел мимо и сел в кресло у окна.