Женить нельзя помиловать - [10]

— Никакой не любит. Он его вообще терпеть не может.

— Ну и ладушки! Пришел в себя?

Бон помотал головой, но не отрицательно, а скорее неопределенно. Тогда Глори подсунула ему стакан, наполненный из заветной бутылки с третьей полки бара. Парень машинально отхлебнул раз, другой. На третьем глотке его проняло. Лицо нашего приятеля налилось кровью, из глаз потекли слезы, и он зашелся в приступе кашля. Все-таки неразбавленный девяностоградусный жохх — сильная штука!

Откашлявшись, Бон быстро прикоснулся к своей шее, зачем-то замотанной черным шелковым шарфом, и посмотрел на нас куда как более осознанно:

— Привет, ребята! Очень рад вас видеть.

— Привет! Ох и напугал же ты нас!

— Простите. Но дело и впрямь крайне серьезное.

— Излагай, — милостиво кивнул Римбольд. Бон устало потер виски:

— Такое в двух словах не расскажешь…

— Отлично! — безапелляционно заявила Глори. — Раз разговор предстоит долгий, то для начала ты отправишься мыться, потом переоденешься во что-нибудь чистое, поешь, отдохнешь…

С этими словами она положила парню руку на плечо и случайно задела его шарф. Бон — и откуда только прыть взялась? — подскочил на стуле и заорал:

— Не трогай!

— С каких это пор ты стал таким неженкой? — нехорошо прищурилась моя жена и неожиданно рявкнула: — А ну снимай!

Бон затравленно огляделся:

— Что… снимать?

— Вот эту черную тряпку.

Отшатнувшись от вытянутого в его сторону пальца, будто это боевое копье, парень молча помотал головой.

Но Глори такими штучками не проймешь.

— Сэд! — скомандовала она. — Держи его!

Прыжок Бона был достоин оленя, но одно из свойств моего телосложения заключается в том, что я без труда способен запечатать практически любой дверной проем, за исключением разве что городских ворот. А зачем в нашем доме городские ворота? Короче, я крепко, но бережно обнял Бона, оторвав его ноги от земли, и прижал к своей груди, парализовав любое движение. Парень был способен лишь наблюдать круглыми от ужаса глазами, как Глори с неотвратимостью Старичка Контратия приближается к нему, а потом, насвистывая что-то беззаботное, начинает разматывать черный шарф.

Наконец почти невесомый, но плотный шелк упал на пол. Бон взвизгнул и зажмурился, Глори изумленно приподняла брови, Римбольд присвистнул, а я… разумеется, ничего не увидел, поскольку держал парня затылком к себе. Поскольку ни жена, ни гном не спешили делиться со мной увиденным, пришлось поставить Бона на пол и, придерживая за плечо, чтобы не сбежал, развернуть к себе лицом.

Мама моя!

В межключичной впадине парня сиял… А-а, боги его знают, что это такое. Такая гладкая, выпуклая, округлая штука, больше всего напоминающая каштан. Вся беда в том, что штука эта не висела на цепочке или шнурке и не была вделана в ожерелье или шейную гривну.

Она росла прямо из кожи!

От изумления я даже выпустил плечо Бона. Правда, парень был настолько раздавлен всем происходящим, что даже не пытался бежать. Он просто сел на пол и закрыл лицо руками.

Не знаю, что почувствовали Глори и Римбольд, но мне стало стыдно.

Часа через два вымытый, накормленный несусветными деликатесами (я даже был не против смотаться за ними в город, а заодно расплатился с Черчем за пирожные) Бон сидел у камина, утонув по самые уши в моем любимом купальном халате, и прихлебывал горячий шоколад. Шея парня была вновь замотана пресловутым шарфиком, который Глори даже ухитрилась выстирать и высушить, пока его владелец отмокал в горячей воде. Мы втроем расселись полукругом лицом к Бону и терпеливо ждали. Наконец он отставил кружку в сторону, вздохнул и начал свой рассказ:

— Месяцев семь назад я был в Райвэлле. Скажу сразу: туда меня вытащило письмо от Робина. Парень многозначительно замолчал; мы так же многозначительно покивали. Робин, о котором упомянул Бон, — это наш босс Робин Бэд, глава КГБ. А КГБ расшифровывается как Комитет государственных безземельников и является самой таинственной и одной из самых богатых организаций нашего мира. Штаб-квартира Комитета находится в портовом городе-государстве Паррис на берегу океана по ту сторону Внутреннего моря, но его щупальца оплели большую часть мира и с каждым годом захватывают все новые и новые территории. На Комитет работает (и далеко не всегда зная об этом) уйма народа практически всех рас, ему принадлежат (неофициально, разумеется) земли и здания, рудники и шахты, предприятия и банки, флоты и армии.

Мы вступили в КГБ не совсем по своей воле. Если быть точным, нас к этому вынудили обстоятельства. Правда, за все прошедшее время мы ни разу не пожалели о своем решении. Никто из нас не занимался ничем предосудительным: ну, получали некие вещи или бумаги у одних лиц и передавали их другим, узнавали кое-какие сведения, закупали опытные образцы предметов и субстанций, зачастую зная лишь их названия, и тому подобное. Конечно, отдельные госструктуры могли бы расценить наши действия как промышленный шпионаж, но все было организовано настолько тонко, что не подкопаешься. Ну и наконец поручения Робина вносили в нашу жизнь некоторую новизну и необычность, а оплачивались всегда своевременно и крайне щедро.

— В письме говорилось, — продолжал тем временем Бон, — что через какое-то время в столице королевства появится некий Ен Рикс, вольный старатель. Он нарыл где-то в горах изрядно золотишка и, что куда важнее, попутно открыл месторождение очень перспективного щелочного элемента. Потом официально зарегистрировал его на свое имя, а теперь собирался продать концессию райвэллскому правящему дому. Разумеется, Робина, у которого на открытие Рикса были свои виды, такое положение дел не слишком устраивало. На наше счастье, старатель, как и большинство из их братии, по натуре оказался страшно азартным человеком. В письме же Робина помимо всего прочего оказалась хитрая магическая формула. Как только я произнес ее, то сразу стал обладателем полного досье на объект, собранного в Комитете, включая исчерпывающий словесный портрет, особенности характера, симпатии, антипатии и даже его детское прозвище. С такими данными мне осталось лишь прибыть в Райвэлл на пару деньков пораньше Ена и начать трудолюбиво обшаривать святилища Ссуфа.