Женихи - [39]
Поляна в горах, на ней несколько деревьев, пни. В центре — большой плоский камень, покрытый мхом. Справа площадка круто обрывается вниз, там ущелье, река. Вдали горная цепь с развалинами замков и сторожевых башен. Летнее утро. Михал сидит на пне лицом к солнцу, перед ним мольберт, он, напевая, рисует. На поляну выходит Бабули, ему жарко, он снимает бурку, подходит к краю обрыва, вытряхивает ее и вешает на ветку ближнего дерева.
Бабули(громко). Михал, друг мой, ты слышишь, как грохочет река? Разбушевалась от ночного ливня и слизнула все мосты в ущелье, горы облысели, как моя голова.
Михал(равнодушно, не переставая рисовать). Некогда глядеть мне на твою лысину. (Тихо напевает.)
Бабули(присаживается на пень, растирает ноги, сам с собой разговаривает). Ох-ох-хох! Стареешь ты, Бабули. Вверх, в гору, подниматься тебе куда легче, чем идти вниз.
Михал(продолжает заниматься своим делом). Так, так, Бабули… (Пауза.) Ты сейчас похож на человека, которого вначале незаслуженно вознесли, а потом заслуженно поставили на свое место… (Не обращая внимания на Бабули, тихо поет.)
(Пауза; как бы между прочим.) И чего ты в гору тащился — дорогу в ущелье забыл?
Бабули(возмущенно). Да не оглох ли ты? Я же о том тебе и толкую, что по ущелью не пройти, река слизала мосты и дороги. Вон по тому крутому склону поднялся, а вот по этому спускаюсь.
Михал(рисуя). Взобрался, спустился и за счастьем в погоню пустился… (Поет.)
Бабули(недоуменно пожимая плечами). Свихнулся, видимо, от любви… (Громко.) Эй, Михал! Ты меня слышишь или нет?
Михал. Слышу, слышу, Бабули, не приставай — я работаю, а ты меня отвлекаешь.
Бабули. Что-то такое ты задумал?
Михал. Не видишь разве — пишу картину!
Бабули. Картину? Да ты же архитектор!
Михал. Архитектор и рисовать должен уметь. (Поет.)
Бабули(берет с пня один из эскизов, рассматривает). Что за мазня?
Михал. Это? Восход солнца в горах.
Бабули(пристально рассматривает картину). Тогда, выходит, вот это — горы?
Михал. По-моему, да!
Бабули(насмешливо). Не смеши! Башмаки какие-то, а не горы. А вот тут — будто бураком по сыворотке размазал.
Михал. Эх ты! (Передразнивает.) «Бураком по сыворотке»! Да это солнце — солнце встает из-за гор. А вот здесь — небо заголубело! И здесь — не башмаки, а наши горы. Взгляни, вся эта красота — вокруг нас с тобой! Вот это все я и хотел перенести на картину.
Бабули(равнодушно смотрит по сторонам). Ну, уморил — «красоту» узрел. Да здесь нет ничего красивее меня. (Принимает картинную позу.) Взгляни-ка издали — вблизи-то я даже собственной жене не позволяю меня разглядывать. Нарисуй мой портрет — премию получишь.
Михал. Я не Врубель и леших изображать не умею.
Бабули. Кто такой Рубель? Наверное, такой же мазилка, как и ты. А вот это что? (Берет другой эскиз.)
Михал. А это — эскиз к портрету одной женщины…
Бабули. Ну и женщина! А лицо почему не нарисовал? Или без лица — значит, без совести?
Пауза.
Михал. Не говори так о ней.
Бабули. А почему же тогда у нее нет лица? Значит, все-таки…
Михал(бросает кисть). Эх, Бабули, Бабули! Да знаешь ли ты, Бабули, что любил я одну девушку из родного села.
Бабули. Ах, так это о ней ты песни поешь?
Михал. Да, мы учились в одной школе. Солнце не светило мне, его лучи не грели, если, бывало, день ее не увижу.
Бабули. Кто она, эта девушка?
Михал. Дочь соседей.
Бабули(сочувственно). Так изменила тебе черноокая?
Михал. Нет. Вернувшись с фронта, узнал я, что во время войны она с родителями бедствовала, семья буквально голодала. И повадился тогда к ним из города какой-то колбасник. Приглянулась ему красавица Зарета. Стал приносить им гостинцы: то кусок мяса, то колбасы. Растаяли сердца родителей, и решили они выдать за него свою дочь. Рассказывали, что увез он ее насильно. В сорок четвертом умер отец Зареты, мать выехала из нашего села. А потом муж Зареты пробрался в большие начальники, бросил ее с двумя детьми и женился на другой. С тех пор прошло десять лет. Где она сейчас, что с ней — не знаю.
Бабули(оживляясь). Так, значит, это ее портрет? А почему лицо не рисуешь? Красоту ее забыл, да?
Михал. Нет, Бабули, красоты ее мне никогда не забыть, словно жгучим тавром впечатан ее облик в душу мою. Но каким она человеком стала, какой у нее характер теперь — вот чего я не знаю. А как же без этого можно представить ее лицо?
Бабули(удивленно). Да разве по лицу угадаешь характер?
Михал. Какой же я художник, если на портрете любимой не передам душевную красоту? Эх, Зарета, Зарета!..
Бабули. Ну, опять запричитал, заохал, заахал по чужой жене!
Михал. Вижу, не понимаешь ты, что нет ничего дороже воспоминаний о первой любви.
Бабули(начинает сердиться). Куда как приятно сохнуть из-за воспоминаний. Посмотри на себя — ну совсем как стручок засохший. Если еще раз будешь взбираться на эту гору, не забудь — положи в карманы камни поувесистей, не то ветром сдует…