Женихи из Брэнсона - [6]

Девочка схватила Джона за руку.

— У зайчонка был шок от удара. На головке просматривалась гематома. Ничего страшного, — увидев, как разволновалась девочка, успокоил ее врач. Его намерения рассказать, какой вкусной оказалась зайчатина, резко изменились.

— Ты вылечил его? — строго поинтересовалась малышка.

— Конечно, — сказал Джон, — гематома — это пара пустяков.

— Ведь моя болезнь тоже пара пустяков? — осторожно спросила девочка.

— Несомненно.

— Ты подаришь мне этого зайчика, — с облегчением вздохнула девочка.

— Если ты будешь послушной, — произнес Джон, озадаченный новой проблемой.

Не будь Маши, которая в одно мгновение решила эту задачу, Джон ни за что бы сам не догадался.

На следующий день доктор принес девочке огромную пушистую игрушку. Пациентка пошла на поправку. Девочку удалось вылечить. А Джон заработал репутацию авторитетного воспитателя и человека, умеющего ладить с капризными дамами, независимо от их возраста.

Болезнь удавалось побороть только при совместном усилии пациента и врачей. Если у больного были проблемы, неприятности, никакие лекарства и медицинские процедуры не давали нужного эффекта.

Хорошенькая русская пациентка требовала не меньше, чем другие, внимания и врачебного таланта.

Заступая на дежурство, Джон всегда заглядывал к ней.

— Как наши дела? — интересовался он.

Это стало ритуалом. Они перебрасывались ничего не значащими фразами, но Маша ждала его визитов.

Сегодня перед приходом Джона девушка начесала белокурые волосы и покрыла их лаком. Дженни подарила ей тушь для ресниц и специальный, с наконечником, черный карандаш для подводки глаз. До этого Маша пользовалась «Живописью», это был дефицит. Последний огрызок, который девушка бережно хранила, затерялся где-то в вещах на теплоходе. Теперь же она могла подкрашивать стрелки в уголках глаз, не слюнявя кончик карандаша. Скользящий как по маслу карандаш оставлял за собой блестящую, влажную полоску. Чтобы размочить тушь, Маша накапала в коробочку несколько капель из-под крана и слегка подкрасила светлые реснички.

— Класс! — заявила Дженни, заскочившая на минуту, чтобы поставить ей градусник. — А я себе купила новинку. — Она вынула из кармана халата длинный баллончик, похожий на узенький футляр к зубной щетке.

— Это тушь? — удивилась Маша.

— Вот, смотри. — Дженни вытянула волосатую щеточку из футлярчика. — Чтобы набрать тушь, ее снова нужно туда окунуть, понятно?

— Здорово! — восхитилась Маша. — Пытливые глаза девушки разглядывали со всех сторон косметическую новинку.

— У вас, наверное, она тоже скоро появится, — уверила ее наивная Дженни.

Маша с сомнением покачала головой.

Зеркальце, которое она с утра проглядела до дыр, говорило, что сегодня она в порядке.

— Ты выглядишь на тысячу долларов! — забирая градусник, подтвердила Дженни.

— Если бы не эта рубашка в цветочек… — разглаживая на себе короткую бесформенную больничную одежду, посетовала Маша.

— А нейлоновая ночнушка с кружевами, — закончила за нее Дженни и, расставив руки, как бабочка, выпорхнула из палаты.

Натянув одеяло до подбородка, Маша думала о молодом докторе. Поначалу она смущалась, когда его рука профессионально ощупывала ее голый живот, опускаясь все ниже и ниже. Перейдя в томительное ожидание чего-то приятного, смущение неожиданно отступало. Другие же врачи, мучившие ее более интимными обследованиями, не вызывали подобных чувств.

Дружески ровное отношение Джона задевало и злило девушку: «Неужели ему не хочется того же?»

Маша так ждала и желала этого, что остро ощутила волнительное мгновение, когда наконец поняла, что нравится ему тоже. Его рука перестала бессмысленно пальпировать ее печень, почки, желудок. Словно получив разряд электрического тока, она замерла.

В следующую минуту Джон одернул руку и попросил, чтобы Маша повыше подняла рубашку. Теряясь от неожиданно нахлынувшего чувства, он приставил к ее нагой подрагивающей груди стетоскоп. Соски девушки напружинились, по спине поползли мурашки, дыхание участилось.

Маше хотелось, чтобы осмотр продолжался вечно. Когда пальцы Джона, длинные, как у пианиста, дотрагивались до нее, ей хотелось в это мгновение схватить доктора за руку и остановить ее на своей груди.

— Расслабься, — донесся до нее, словно издалека, голос врача, и она впервые услышала слова признания: — Ты меня отвлекаешь.

— Джон, — шепчут ее губы.

Но Джон неумолим. Сейчас он врач.

— Перевернись на живот. Сядь и подними руки.

— Щекотно, — чтобы скрыть волнение, шутит Маша, когда он касается ее выбритой подмышки.

Он снимает очки, протирает их, чтобы отвлечься от ее обнаженного тела. Его лицо совсем рядом.

Маше до невозможности хочется обнять Джона, погладить по щеке, поцеловать в вырез на груди врачебной куртки, откуда непослушно пробиваются темные курчавые волосы. Она чувствует, как в ней изнутри что-то поднимается, ноет и не дает покоя.

С тех пор визиты Джона превратились для Маши в своеобразную томительно-сладкую игру. Их беседы становились все более интимными, любая фраза приобретала двусмысленность. Она вдруг начинала ощущать свою силу, власть над серьезным молодым врачом. Вытягиваясь, словно кошка, или склонив голову, так что пряди льняных волос касались его щеки, она не догадывалась, что играет с огнем.