Жених только на словах - [9]

Он держался особняком. Никогда не имел друзей, потому что не мог их удержать. Переезды с места на место мешали приемному ребенку заводить друзей. Так что он вместо этого погрузился в чтение, читал каждую книгу, которая попадала ему в руки, и ждал восемнадцати, чтобы можно было жить по-своему.

Но сейчас, глядя в огромные глаза малыша, Мика чувствовал вину за то, что пытается избавиться от ребенка. Это было необычное для него чувство, он едва себя узнавал.

– Ну хорошо, иди скажи своей тыкве спокойной ночи.

– Вам надо открыть мне калитку, потому что я слишком маленький.

Закатив глаза, Мика вспомнил белую изгородь с калиткой, окружавшую огород Келли. Она говорила ему как-то, что это защита от оленей и кроликов. Олень, конечно, легко мог перепрыгнуть низенький заборчик, но она хотела затруднить путь воришек к своим овощам как можно больше. Вздохнув, Мика уменьшил под сковородкой огонь и попрощался с ужином.

– Ладно. – Он посмотрел на мальчика. – Пойдем.

Лицо Джейкоба осветила улыбка.

– Спасибо!

Он вышел из комнаты, спустился по ступенькам и направился к огороду. Мика шел вслед за ним и наслаждался видом осенней природы. Вокруг него полыхали всеми оттенками красного и золотого осенние деревья, их оттеняли темно-зеленые сосны, росшие в лесу позади дома, и Мика лениво придумал еще одно убийство, в глухой чаще.

– Тело может найти какой-нибудь ребенок, мальчик, – бормотал он, рисуя новую сцену в воображении. – Он испугается. Но насколько сильно? Расскажет ли он кому-то об этом? Он побежит за помощью или кинется домой и спрячется?

– Кто?

Вернувшись в реальность, Мика посмотрел на Джейкоба, который с любопытством таращился на него.

– Что?

– Кто побежит домой? Он напуган? Это мальчик? Мой брат говорит, что мальчики ничего не боятся, только девочки.

Мика фыркнул:

– Твой брат ошибается.

– Я тоже так думаю, – кивнул Джейкоб, отчего его кудряшки упали на лоб. Он убрал их грязной рукой. – Джона боится иногда, а Джошуа спит со светом.

– Угу. – Как-то многовато информации для одного раза. Интересно, есть ли у ребенка кнопка выключения?

– А мне нравится темнота. Я только иногда боюсь. – Джейкоб нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

– Это хорошо.

– А ты боишься?

Нахмурившись, Мика посмотрел на мальчика.

Сначала хотел сказать, что нет. Но потом передумал.

– Все иногда чего-то боятся.

– Даже папы?

О папах Мика ничего не знал в принципе, но подозревал, что по-настоящему сильно напугать мужчину может только страх за своих детей.

– Да, – сказал он. – Даже папы.

– Ух ты, – задумчиво кивнул Джейкоб. – У меня есть кролик, я его обнимаю, когда боюсь. Не думаю, что у папы тоже есть такой.

– Кролик? – Мика изумленно помотал головой.

– Ненастоящий, – пояснил Джейкоб. – Настоящих сложно держать.

– Конечно, – с готовностью кивнул Мика.

– И они много какают.

Мика сдержал улыбку. Мальчик был такой серьезный. Ему, наверное, не понравилось бы, что над ним смеются. Интересно, все дети такие забавные, как он? И что насчет правила не разговаривать с незнакомцами? Оно больше не действует? Родители не учат детей остерегаться чужих?

– Вот! – воскликнул Джейкоб, указывая рукой на огород. Он подбежал к калитке и подождал, пока Мика откроет ее. После этого малыш рванул к одной из дюжины тыкв на грядках.

Мика пошел за ним – не смог с легким сердцем оставить ребенка здесь одного.

– Которая твоя?

– Эта. – Джейкоб наклонился и погладил самую жалкую тыкву из всех, что когда-либо видел Мика.

Она была меньше остальных, но дело было даже не в этом. Ко всему прочему, тыква была похожа на нелепый бугристый футбольный мяч. Она была скорее бледно-желтой, чем оранжевой, а на верхушке у нее был нарост, похожий на опухоль. В магазине на нее никто бы и не взглянул, но этот мальчишка относился к ней очень нежно.

– Почему эта? – Мике и впрямь было интересно, что заставило ребенка выбрать именно эту корявую штуковину.

– Потому что она самая маленькая, как я. – Малыш посмотрел на остальные круглые, оранжевые, идеальные тыквы. – И она сама по себе, в стороне. Ей, наверное, одиноко.

– Одинокая тыква. – Мика не мог сказать, что его тронуло это утверждение, но мальчик нравился ему все больше.

– Ага. Она никому не нравится, только мне. Я помогу маме нарисовать на ней веселое лицо на Хеллоуин, и тогда тыкве будет хорошо.

Ребенок беспокоится о настроении тыквы. Мика просто не знал, что и сказать. Когда он сам был маленьким, он никогда не отмечал Хеллоуин. Не было ни костюмов, ни сладостей, ни игры с мамой в волшебную тыкву.

У Мики было лишь одно смутное воспоминание о матери. Она была красивой – по крайней мере, он так себе говорил, потому что ее образ был слишком смазанным, чтобы утверждать наверняка. У нее были каштановые волосы, карие глаза, как у него. Она присела напротив него на тротуаре, улыбаясь, хотя в ее глазах стояли слезы. Мике было около шести, лишь немногим больше, чем Джейкобу. В Нью-Йорке на улице было много машин и людей. Он проголодался и замерз, а его мама пригладила ему волосы и прошептала: «Тебе придется остаться здесь без меня, Мика».

В нем зародился страх, когда он посмотрел на грязное серое здание позади них. Темные окна напоминали пустые глазницы, хмуро уставившиеся на него. Взволнованный, он прикусил нижнюю губу и посмотрел на мать.