Марку обошел все кроватки, поправил каждому одеяло, погладил по голове, и каждый раз он чувствовал, как в груди что-то переворачивается и добавляется к той боли, которая уже есть.
Марку знал, что он более замкнутый, чем братья и сестры. Он был достаточно взрослым, чтобы помнить, как ушла мать и как он тосковал по ней. Может, то, что он потерял ее в двенадцать лет, теперь сказалось и ожесточило его? Ему стало трудно выражать чувства, любить…
Обходя детей по второму кругу, он поцеловал каждого в лоб. Сердце ныло, как будто утыканное миллионом острых стеклянных осколков.
Он очень любил детей, но ему сложно было выразить свои чувства.
Хуже. Ему сложно вообще чувствовать.
Моне проснулась оттого, что в комнату пробивались яркие лучи солнца и наполняли ее теплым светом. Долю секунды она просто наслаждалась прекрасным утром, а потом поняла: она в комнате Марку. Раз так светло, значит, утро не раннее. Она села и осмотрелась.
Марку сидел в кресле в свитере и вязаных штанах у камина и читал.
- Который час? - спросила она и нервно провела по волосам.
- Почти девять.
- Девять? А как же дети?
- С ними Элиза. Через минуту нам принесут завтрак.
- В твою комнату?
- В мою постель.
Она залилась румянцем.
- Но если персонал увидит меня здесь, все будут говорить о нас…
- Ты думаешь, никто не знает, что ты спишь в моей комнате уже две ночи подряд?
- Нет, - ответила она, уверенная, что они не шумели и не показывались на глаза слугам.
- Во всех коридорах установлены камеры, и простыни в стирке.
Моне закрыла глаза от стыда. Оказывается, все вокруг знают, что она с Марку и чем они занимаются.
- Что они теперь обо мне думают…
- Мне все равно.
- А мне нет, - заявила она и откинула одеяло.
Сплетни. Она провела всю жизнь, слыша за спиной перешептывания о матери, и, уехав из Палермо, делала все возможное, чтобы никто не мог ни одного дурного слова сказать о ней самой.
Марку поднялся, взял свой свитер и подал ей.
- Вот, надень. Он теплый, и будешь одета, когда принесут завтрак.
Она нахмурилась, но повиновалась. Затем снова забралась в кровать.
- Это твой обычный распорядок?
- Нет.
- Здесь ночевали другие женщины, кроме Галеты?
- Нет.
Она помолчала, потом добавила:
-А в Палермо?
- Ни одна сторонняя женщина не ночевала у меня дома ни здесь, ни там. Если у меня и были отношения, я старался вынести их за пределы семейного гнезда.
- В отеле?
Он вздохнул.
- Моне, ты особенная, понимаешь. И да, ты неудобная, потому что требуешь, чего никто больше не требовал. Ты хочешь того, во что я давно перестал верить. Ты заставляешь меня переосмысливать то, что я раньше считал правдой.
Некоторое время она сидела молча, пыталась осмыслить его слова и понять, что на самом деле он имеет в виду. Может, он пытается ее успокоить?
Раздался стук в дверь. Марку надел футболку и отправился открывать. Вошла служанка с огромным подносом и поставила на столик у окна. На нем стояли две чашки капучино, свежеиспеченные булочки и яйца-пашот. Сначала Моне думала, что не хочет есть, но оказалось, она съела все, что принесли. И дополнительную булочку с маслом и вареньем.
- Спасибо, - промурчала она после завтрака, - очень вкусно.
Он поднес ее руку к губам и поцеловал каждую косточку на ее пальцах. Затем перевернул ладонью вверх и прильнул к тыльной стороне ладони, к запястью.
- Если бы ты была моей женой, мы могли бы завтракать так каждый выходной.
- Марку, не начинай.
- Почему? Давай обсудим.
- Это неправильно. Ты хочешь не меня, а какую-нибудь женщину, чтобы заботилась о детях.
- Нет. Даже представить себе не могу другую женщину. Тебя в моей жизни - вот чего я хочу.
- А дети?
- Ты им нравишься, они тебе тоже.
Она инстинктивно отдернула руку и прислонила ее к груди, стараясь хоть так усмирить разбушевавшееся сердце.
- Я обожаю твоих детей, но меньше всего им нужен еще один стресс. Наши отношения могут пугать их, понимаешь? В Лондоне ты сказал, что решил жениться на Виттории ради детей.
- А ты мне сказала, что это неправильный подход.
-Да.
- И ты права. Мне нужна ты не для детей, а лично. Могу представить будущее без тебя, но оно мне не нравится. Я не хочу такого будущего.
Она вылезла из кровати, разочарованно покачала головой и отвернулась. Она как запертая в клетке птица, как загнанный зверь.
- Я должна уехать, - выпалила она.
- Но дороги заметены.
- Их скоро почистят.
- Через день или два.
- Вертолетом?
- До места посадки пятнадцать - двадцать минут на машине. Мы привязаны к дорогам.
Моне закрыла глаза, разочарованию не было предела.
- Как только погода позволит, я уеду.
- Понял.
- Не рассказывай историю наших отношений детям, не надо их впутывать. Скажи им, что я очень люблю их и уехала, потому что мисс Шелдон скоро вернется.
- Это указания?
Она ненавидела этот насмешливый тон. Внутри тут же вспыхнуло пламя протеста и негодования.
- Это ты меня в это втянул.
- Да, если бы мы жили в Средние века, я запер бы тебя в башню и слушал, как ты стучишься и кричишь, но мы живем в современном мире, так что я постараюсь доставить тебя в Лондон, как только смогу доехать до вертолета.
Она отыскала ночную сорочку и халат.
- И мы больше не будем этим заниматься. Мы не можем… вдруг дети увидят меня у тебя. Они не поймут…