Жених из прошлого - [22]

Это стало последней каплей. Ярость переливалась через край. Он подбоченился и заревел:

- Как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне?

Ее глаза тоже метнули искры.

- Как смеют другие молчать?

- Хватит. Утром ты уберешь дерево.

- Нет.

- Тогда это сделаю я.

- Если тронешь дерево, я уйду. Хочешь уволить меня, пожалуйста. Я приехала, чтобы помочь, и хочешь ты того или нет, тебе придется считаться со мной, как с равной.

- Я плачу тебе, значит, ты моя работница.

- Мне не нужны твои деньги. Уважение - вот чего я хочу.

- Прекрати, ты перегибаешь палку.

- Нет, я пытаюсь быть честной. Не могу больше переживать за твое сердце. Марку, ты человек, а людям свойственно ошибаться.

- Ты закончила? - процедил он сквозь зубы.

- Нет. Я не собираюсь скакать вокруг тебя, как цирковая собачка. Не стану притворяться, что все хорошо, когда я так не считаю. Я не боюсь тебя, и не важно, что ты обо мне думаешь. Я всегда знала твое отношение и твоего отца. Именно поэтому я уехала из Палермо, я не была равной.

Слова слетали с языка быстрее, чем она соображала. Накипело.

- Ты бы с удовольствием затащил меня в постель, - добавила она, - но ты никогда не уважал меня настолько, чтобы жениться.

- Что ты несешь?! - процедил он, ощутив, что терпение его истончалось и грозило вот-вот лопнуть.

- Я слышала ваш разговор с отцом той ночью. Он спросил, предохраняешься ли ты, потому что нельзя быть глупцом и купиться на мои козни. Он сказал, что я не та, на которой ты женишься. - Голос Моне дрогнул. - Я слышала каждое слово. Думаю, так было задумано. Он хотел, чтобы я услышала, что я шлюха, такая же, как мать.

- Он не называл тебя шлюхой, - возразил Марку удивленно.

Он и не подозревал, что голос его отца будет так отчетливо звучать за закрытой дверью. Неудивительно, что Моне так расстроена. Она сдерживала злость все эти годы, и теперь ее было не остановить.

- Ты прав, он использовал другое слово, сицилийское, ругательное, но по сути это одно и то же. Смысл в том, что я незаконнорожденная и не могу быть частью вашего общества.

- Он старался предостеречь меня как старшего сына и наследника.

- Он твой отец, - сказала она, поджав губы.

Слезы заблестели в ее прекрасных глазах.

- Но неприятность обернулась благом. Это позволило мне порвать с тобой и начать жить заново, самостоятельно и независимо.

- Он обидел тебя, прошу прощения за него.

Она гордо вздернула подбородок, и слезы повисли на кончиках нижних ресниц.

- Я рада, что ты не вступился за меня тогда. Этот разговор, как ведро холодной воды, пробудил меня ото сна, раскрыл мне глаза.

Марку не знал, что делать, как ее остановить. Слова, резкие, больные, откровенные, жалили его. Неужели поэтому она утром собрала вещи и попросила отвезти ее в аэропорт?

- Ты должна была сказать мне, что все слышала, - произнес он.

- И что бы ты сделал? Сказал бы, что я ослышалась? Что не так поняла? Сейчас это не имеет значения. Семья, дети - вот что главное. Пора разобраться с горем и научиться любить детей, да так, чтобы не нужна была какая-то женщина, которая придет и сделает за тебя всю работу. Прекрати оглядываться и начни жить настоящим. Твои дети просто ангелы, сообразительные, умненькие, добрые и веселые. Они идеальные. И такие маленькие. Все, что им нужно, - чтобы кто-то любил их и веселился вместе с ними. Пусть это будешь ты, а не чужой человек.

Ее слова все сильнее пронзали броню бесчувственности, в которую он облачил сердце после смерти Галеты.

- На сегодня хватит.

- Тогда уходи.

- Ты меня провоцируешь.

- Ты не видишь очевидного.

Он подался вперед.

- Имеешь в виду себя?

Каждый раз, когда он делал шаг вперед, она отходила.

- Нет, своих детей.

Она обогнула стол и стояла почти спиной к стене.

- Ты все еще злишься, что я не вступился за тебя перед отцом.

- Тогда, восемь лет назад, я злилась. Мне было горько и больно, но это в прошлом. Я здесь, чтобы помочь.

- Я хотел, чтобы ты следовала моим указаниям, и все, - сказал он, загоняя ее в угол.

Она уперлась спиной в холодную каменную стену. Пришлось, гордо вскинув голову, встретиться с ним.

- Не испытывай мое терпение, - предупредил он. Его глаза горели мятежным пламенем.

- Ты лентяй.

- Лентяй? - переспросил он ошарашенно.

Ее золотисто-коричневые глаза метали молнии. Она скривилась в ухмылке.

- Именно. Не хочешь делать сложную работу. Хочешь, чтобы все само собой уладилось по щелчку пальцев. Но позволь огорчить, так не бывает. Потом будешь горько жалеть, что не послушал меня.

- Я жалею, что привез тебя в Кастильо.

- Отправь меня домой завтра утром, мы оба станем счастливее.

Миниатюрная, она едва доставала ему до плеча. Ее трясло от напряжения, гнева, а он каким-то неведомым образом стремился к ней, как мотылек к огню. Марку хотелось прикоснуться к ее нежной коже, поцеловать, прижать к себе и за пару минут сделать своей прямо у этой стены. Он подошел вплотную, оперся руками о стену, заблокировав ей пути отступления, и наклонился.

Она чувствовала то же возбуждение, он мог поклясться.

Когда Моне уехала в Лондон восемь лет назад, он не переставал хотеть ее. На расстоянии с этим жить легче, особенно если под боком красивая жена, готовая к ласкам.