Жена шута - [33]

Глава 10

– Ноэль.

Колетт не выкрикнула его имя, только прошептала, и все равно огляделась, пытаясь понять – не услышал ли кто. Обещанные графом неожиданности начинали сбываться.

Бал по случаю приезда короля Наваррского давали на следующий день после его прибытия; накануне Генрих торжественно въехал в город, приветствуемый разнообразными криками толпы. Преимущественно католический Париж явно не понимал, отчего их драгоценную Маргариту хотят отдать за наваррца, носящего гугенотские одежды; а потому среди приветственных выкриков часто слышались угрозы. Но это не могло смутить Генриха, приехавшего за прелестной невестой и демонстрировавшего все обаяние, которым природа щедро его одарила. Никто даже не кинул в него гнилым овощем, пока процессия двигалась к королевскому дворцу, что, как заметил граф де Грамон, уже было достижением, и немалым.

Множество влиятельных гугенотов и католиков собралось в Париже, дабы осудить или поддержать эту свадьбу, на которую папа римский до сих пор не дал разрешения. Уже стало известно, что Екатерина уговорила кардинала Шарля де Бурбона, единственного католика в семье Бурбонов, приходившегося Беарнцу дядей, провести обряд венчания. При дворе по-прежнему продолжались споры; католики истово возражали против брака девятнадцатилетней Маргариты с протестантом, а Екатерина и ее сын, король Франции Карл XI, изо всех сил пытались охладить их воинствующий настрой. Общество кипело, словно суп в котле. Смерть королевы Жанны, случившаяся всего-то два месяца назад, уже безнадежно забылась.

Колетт мгновенно запуталась бы в именах, лицах и связях, если бы не Ренар, постоянно находившийся рядом и готовый подсказать супруге, с кем ей предстоит иметь дело. До мрачных пророчеств о том, что некие люди захотят вовлечь Колетт в заговор, пока дело не дошло. На нее смотрели как на супругу дворянина из свиты Генриха Наваррского – и только. Мужчины бросали взгляды, полные интереса, женщины одобрительно кивали, оценивая крой платья и драгоценный огонь в ожерелье – и все это время в бурлящей толпе рядом находился Ренар.

Генрих оставался все так же любезен с Колетт, как и раньше, однако теперь не мог уделить ей времени для бесед: политические фигуры делали ходы на шахматной доске. За стенами Лувра бродила мрачная толпа, чьи настроения пока не мог предсказать никто. Поддержка католическим королем Карлом безумной идеи этого бракосочетания, его приглашения знатным гугенотским семьям, его широко разошедшаяся фраза: «Отдавая Генриху Наваррскому мою сестру, я отдаю в ее лице и свое сердце всем гугенотам моего королевства», – все это повергло парижан в недоумение. Столкнувшись при французском дворе, враждующие стороны кружили, словно волки, оценивая силы друг друга и пытаясь понять, чего захотят власть предержащие – праздника или драки.

Пока дело шло к празднику. Богатство одежд собравшихся поражало воображение, и даже скромно одевавшиеся гугеноты позволили себе принарядиться по такому случаю. До свадьбы оставалось несколько дней, и Ренар, чутко ловивший слухи, как раз закончил рассказывать Колетт, что кузен короля Наваррского Генрих де Бурбон, второй принц Конде, сочетается браком со своей кузиной Марией Клевской в Бланди, после чего прибудет в Париж. Кузены воевали вместе в третьей религиозной войне, завершившейся два года назад под началом знаменитого адмирала Франции Гаспара де Колиньи. Истовый гугенот при католическом престоле Франции, он также прибыл на свадьбу, и Ренар обещал позже представить ему супругу.

В тот миг, когда среди пестрого водоворота великолепных костюмов Колетт увидела своего кузена, граф де Грамон покинул ее на несколько минут, чтобы переговорить со своим королем, стоявшим в окружении свиты. И тогда, когда Ренар ушел, взгляд Колетт вдруг выхватил из толпы Ноэля; она выдохнула его имя и сделала шаг вперед, не зная, остаться на месте или идти к нему.

Он говорил с пожилой супружеской парой, протестантами, судя по их скромным костюмам, резко выделявшимся среди общего великолепия; сам Ноэль также был одет в черное, согласно своей вере, но позволил себе украшенный драгоценными камнями пояс и чудесный бархатный берет. Ноэль, кажется, еще более возмужал с той последней встречи в день свадьбы Колетт; теперь это был не юноша, но сильный молодой мужчина, с гордой головой, ясными, легкими жестами и ослепительной улыбкой. Он был так недалеко – тот, кого Колетт полагала раньше своим Тристаном! – и сейчас она не знала, как могла предположить, что он струсил или в чем-то ей солгал. Благородство отличало черты Ноэля – как егерь видит сразу, хороша ли порода охотничьего пса, так и Колетт мгновенно чуяла в людях благородство, потому что искала его.

К счастью, Ноэль повернул голову и увидел Колетт; его лицо просияло. Сказав что-то своим собеседникам, он стремительно двинулся к кузине и, остановившись рядом, взял ее за руки.

– Дорогая моя Колетт, это и вправду ты! Какой чудесной замужней дамой ты стала! – серебряные глаза его смеялись, и плясали в них до боли знакомые искры. – Отчего ты не отвечала на мои письма?

– Я… – Колетт справилась с собою, хотя сердце по-прежнему колотилось, на щеках расцвел румянец. – Жизнь в замке захватила меня, а ты не так уж часто писал.