Жена шута - [16]

Она невольно бросила взгляд на супруга: граф де Грамон – вот ее грядущая старость. С ним Колетт проведет остаток дней, если только из-за слабого здоровья странный супруг не покинет ее слишком рано. Впрочем, Ренар обещал, что такого не случится.

Он стоял возле принца, но улыбался сегодня меньше, и Колетт видела, что нынче ему с трудом дается и присутствие здесь, и веселье. Она не знала, что с ним случилось и чем он болен, однако уже привыкла смотреть на него часто – и видела, как мгновенно заострились скулы, глаза казались темнее и глубже посаженными, а губы пересохли. Ренар кивал, слушая Беарнца, стоял прямо, и не наблюдалось в его позе привычной легкости, этакого галантного скольжения, которое привыкла видеть в нем Колетт.

Она посмотрела еще некоторое время, потом огляделась: во главе самого длинного стола было установлено кресло, видимо, для принца, рядом с ним – еще несколько, занятых престарелыми дамами и господами, образовавшими свой круг. Колетт подозвала слуг и велела принести из охотничьего домика еще два кресла, а когда приказание было исполнено, показала, где их поставить – у стола, но подальше от стариков. Пожилые люди могли быть ужасно занудными – а это не то, чего она искала сейчас.

Проделав все это, Колетт подошла к мужу.

– Мой дорогой супруг, – произнесла она, стараясь, чтобы голос звучал томно, – я немного устала от жары. Не посидите ли вы со мной у стола?

– Если вы просите, я не могу отказать, – Ренар поклонился принцу и отвел жену туда, куда она просила. Слуги, исправно караулившие кресла, были отпущены с миром. Граф опустился на бархатное сиденье, поморщился и повернулся так, чтобы шпага не задевала ножку стола. – Уловка, моя дорогая?

– Никаких уловок. Скажите мне, что не мечтали об этом, и вы солжете.

– А вы угадываете, о чем я мечтаю? – прищурился граф.

– Иногда, Ренар, – призналась Колетт.

– Мне нравится, как вы произносите мое имя, – сказал он вдруг. – Такой чудесный говор.

– Я не замечала.

– Конечно, для вас он звучит привычно. У вас мягкая речь, Колетт, мягкая, как кошачьи лапки.

– Или лисий мех? – сказала она, забавляясь.

– Вы взяли имя моего рода, оставьте мне мое собственное! – шутливо возмутился Ренар, глаза его сверкнули, и вдруг, в этой мимолетной улыбке, в нечаянном повороте головы Колетт почудилось нечто иное.

Не человек. Лис.

Она моргнула. Вот так и рождаются сказки об оборотнях.

– Зачем мы приехали сюда, Ренар? – спросила она.

– Вы не хотели?

– Мне нравится Грамон. Я с удовольствием провожу там время.

– Маленькая затворница, вы меня не обманете, – улыбнулся Ренар. – Так же вам нравится этот блеск, эти краски, вы сами говорили мне, что любите летнее время.

– Как и любое другое.

– Что же, скажете, вам и жить нравится? – поинтересовался граф.

– Каждый день я открываю что-то, – сообщила Колетт. – И это мне нравится.

– Что открыли сегодня?

– Что вы поехали сюда, так как думали, будто я того хотела.

Граф склонил голову набок; пышное рыжее перо у него на берете свесилось, словно мягкое лисье ухо.

– Да вы подозреваете меня в добросердечии? – возмутился Ренар. – Никто не решается такое проделывать!

– Я ваша супруга и скромно надеюсь, что у меня есть кое-какие привилегии.

– Кое-какие. М-да… – удивленно протянул де Грамон. – Как прелестно вы это обозначили, Колетт. Значит, по-вашему, я решил вам угодить?

Она кивнула, не собираясь расставаться со сложившимся у нее впечатлением.

– И вы правы, – сказал граф внезапно, – это так. Мне хотелось, чтобы вы покинули свою гостиную, где свили гнездо, и вылетели на простор, моя маленькая птичка.

Колетт даже немного растерялась.

– Вы действительно неважно себя чувствуете, если говорите мне такое.

– Вам не нравится?

– Вы… на себя не похожи, – пробормотала Колетт.

Слуга поднес графу бокал с вином, и это разорвало хрустальные нити волшебного непонимания. Колетт надеялась, что разговор удастся продолжить, однако слуга не спешил уходить. Склонившись в почтительном поклоне, он сообщил, что его высочество принц Наваррский просит графиню де Грамон оказать ему честь и прогуляться с ним по розарию.

– А меня его высочество не приглашает? – ухмыльнулся Ренар.

– Его высочество говорил лишь о графине и спрашивал вашего позволения как супруга, – не дрогнув, произнес слуга.

– Ступайте, моя дорогая, принцам не принято отказывать, – заявил граф, – а я буду наслаждаться одиночеством и солнышком.

– Знайте же, – я расстроена тем, что разговор прервали, – негромко произнесла Колетт, прежде чем уйти, и поймала странный взгляд Ренара. Наверное, муж решил, что она сказала это из вежливости или чтобы приободрить его.

Но Колетт ему не соврала. Ей теперь нравилось проводить с ним время, хотя она по-прежнему не понимала странностей графа. То, что она успела понять, находило отклик в ее душе. И сейчас Колетт действительно сожалела, что приходится покинуть супруга и прогуливаться с Генрихом. Пускай он принц, он – не Ренар. Не человек, который нравился ей больше всех из присутствующих.

Принц поджидал ее у дорожки, ведущей к роскошным розовым кустам.

– Вы простите меня за то, что я излишне своеволен? – тут же спросил Генрих. – Я давно хотел пригласить вас на небольшую прогулку, милейшая графиня де Грамон!