Жена поэта - [15]

Вале было трудно дышать. Воздух проникал в нее, но не насыщал, как будто она дышала через меховую шапку.

Как врач она знала: дело не в легких и не в бронхах, а в мозгу. Мозг не справляется с отрицательной информацией.

Валя сидела в пальто. У ног рассыпались апельсины. Оранжевые шары как будто светились изнутри. Маленькие солнца.

Валя тяжело поднялась со стула. Выбросила записку в мусорное ведро. Не хотела показывать детям. Просто скажет на словах, что отец влюбился в другую женщину. Это бывает со стареющими мужчинами: «седина в голову, бес в ребро».

Иван выслушал новость с неподвижным лицом, но Валя увидела, что все его внутренности оборвались, сбились в одну кучу, как будто он выпрыгнул с десятого этажа.

Маша отреагировала на уход Вили с удивлением, но не более того. У нее были свои проблемы.

Она забеременела непонятно от кого: от Левки или от Севы. Это была компания Милки. Завалились к ней в гости. Выпили почти без закуски. Опытная Милка запаслась презервативом, а Маша ничего про это не знала. И влетела.

Все девчонки в ее окружении уже давно имели половых партнеров. Одна Маша берегла свою девственность, непонятно для кого. Она даже стеснялась своего целомудрия. И вот наконец избавилась.

Милка предупредила: надо не пропустить срок аборта. Но Маша тянула. Жалко было убивать человека в человеке, тем более ей нравились оба: и Левка, и Сева.

Валя тоже не знала, что делать. С одной стороны: Маша – сама почти ребенок. Получится, из детства прямо в материнство. С другой стороны: Ваня вырос, Виля ушел, Герда сгорела. Пусть будет внук. Семья пополнится.

Валя почему-то была уверена, что родится мальчик. И он будет прекрасен.

Виля явился к Алле с большим чемоданом на колесах. Вот оно – исполнение мечты. Но в глазах Аллы стоял страх. Она испугалась содеянного. Разрушить семью – преступление, как ни крути. Грабеж в особо крупных размерах. За это дают большие сроки. А иногда и расстреливают.

Вилен целую неделю пытался акклиматизироваться к новым условиям, как будто попал на Луну. Он не ел, не спал, мучился совестью.

Алла ждала: он одумается и уйдет обратно. Но Виля остался. Переболел.

Когда первое землетрясение улеглось, Алла спросила:

– Только чемодан? А все остальное?

– А все остальное при мне: мое сердце, моя рука и моя усеченная зарплата.

Сердце и рука – это поэтические аксессуары. Существует еще недвижимость – то, что не движется. Прочно стоит.

Виля готов был отдать Вале квартиру и дачу, облегчив тем самым свою совесть. Это был первый порыв. Но за первым порывом следует второй: действовать по закону, а именно – поделить совместно нажитое на две равные части. Вале – квартиру. Себе – дачу. По цене это равнозначно.

На Западе ушедший муж содержит брошенную жену до тех пор, пока она не выйдет замуж в следующий раз. А если не выйдет, то пожизненно. Но мы – не на Западе. Все нажитое – пополам.

Вале он не сообщил о своем решении. Зачем говорить неприятности? Японцы, например, никогда не говорят друг другу неприятное. Это входит в культуру поведения.

Ване исполнилось восемнадцать лет.

В день рождения ему позвонил отец и сказал:

– Я хочу тебя поздравить. Что тебе лучше: подарок или деньги?

– Деньги, – не задумываясь, ответил Ваня.

– Подъезжай в банк. Ровно в четырнадцать часов я тебя буду ждать.

– Где? – уточнил Ваня.

Виля продиктовал адрес.

Ровно в два часа Ваня был на месте, и Виля тоже был на месте. С конвертом в руках.

Ваня подошел к отцу. Не обнял. Остановился на расстоянии.

Виля протянул деньги.

– Вот, – сказал Виля. – Здесь хватит на хорошую машину.

Ваня никак не откомментировал. Взял конверт. Снял с плеча сумку. Положил одно в другое. Спросил:

– Ну, я пойду?

– А спасибо? – напомнил Виля.

– Спасибо, – сказал Ваня.

И ушел.

Виля смотрел ему в спину.

Работники банка с любопытством наблюдали за этой сценой. Виле хотелось крикнуть: «Ну, чего вылупились?»

Вечером Виля и Алла Мухина привычно ужинали в своем придворном ресторане. Ресторан находился рядом с редакцией журнала.

Виля удрученно молчал. Потом поделился с Аллой:

– Представляешь? Он взял деньги и сказал: «Как я тебя ненавижу».

– Он этого не говорил, – ответила Алла. – Подумать мог, а сказать – нет.

– Ну, не говорил, – согласился Виля. – Но у него было такое лицо…

– А что ты хочешь? Ты обидел его мать. А теперь хочешь его купить. А он не продается.

– Не брал бы деньги, если так.

– Но они ему нужны. Вот он и взял.

– Нелогично, – сказал Виля. – Если он меня презирает, нечего принимать от меня подачки.

– Одно другому не мешает, – возразила Алла. – Деньги – это деньги. А отношения – это отношения.

– В следующий раз я ему не дам, – сказал Виля.

– Дашь.

– Почему это?

– Потому что ты даешь себе, а не ему. Поливаешь свою воспаленную совесть.

Ели молча. Виля понимал, что Алла права. Она всегда была права.

Неожиданно появился Олег Мамочкин, вернее, ожиданно. Он знал, где искать своих друзей.

– Со вчерашнего дня ничего не ел, – сообщил Олег. – Пустой холодильник. Кисуля меня бросила. Нашла богатого еврея.

– Женись по новой, – посоветовал Виля.

– На ком? Все продажные.

– На моей Машке женись. Она скромная, порядочная девочка.

– Так она же беременная, – напомнил Олег.