Жена поэта - [13]

Виля позвонил ночью. Шел третий час. Видимо, он дождался, когда все заснут. А точнее, когда заснет Валя. Он не хотел ее огорчать. С Вали хватило. Хромая. С палкой. С постоянной болью в бедре. Боль – это то, к чему нельзя привыкнуть. Боль и голод.

Алла могла понять Вилю. Его жене и так досталось. Но почему она, Алла, должна быть как сообщающийся сосуд? Вале полагается спокойно спать, значит, Аллу можно разбудить среди ночи. Виля – жонглер, будет подкидывать шарики и ловить, и главное, чтобы ни один не упал. Виля – жонглер, а Алла – шарик. И это бесконечно. А время уходит. «Молодость – не вечное добро. Время стрелки движет неустанно».

Маргарита права, поэтому ее так противно слушать. Ничто так не ранит, как правда.

Алла не стала поднимать трубку, но телефон звонил безостановочно, как будто его замкнуло. Виля был настойчив.

Алла встала и вытащила телефонный шнур из розетки. Телефон замолчал, но это было молчание живого существа, которому заткнули рот ладошкой.

Сон нарушен. Алла не могла заснуть. Решила почитать, но мозги отторгали любую информацию. Она лежала с закрытыми глазами. Что делать? Можно считать овец, так рекомендуют. Но какие овцы при городской жизни? Можно опустить ноги в таз с горячей водой. Но для этого надо вставать, греть воду, проснуться окончательно и бесповоротно.

Можно продолжить детектив. Это лучшее, что можно придумать.

Осенний лес. Круглая поляна. Желтые листья на земле. Старое дерево с большим дуплом.

На поляну выходят два милиционера – Жора и Юра. Оглядываются по сторонам.

– Нету ничего, – говорит Жора.

– Наверное, проскочили. Надо вернуться, – отзывается Юра.

– Да нет же. Вот дерево с дуплом. Тут должен быть.

– Должен быть, но нету. Надо вернуться или дальше пройти, – настаивает Юра.

– Так и будем весь лес прочесывать?

– Не бросать же человека. Надо родственникам отдать. Пусть похоронят по-христиански.

– В Индии не хоронят. Кладут на стену. Птицы расклевывают.

– Нехорошо, – сказал Жора.

– Как раз хорошо. Закон сохранения энергии. Ничто не создается и не исчезает, а переходит из одной формы в другую.

– Это ты сам придумал?

– Ньютон придумал.

– Значит, человек переходит в птичье говно?

– Не человек, а тело.

– Ты в это веришь?

– Я Ньютону верю. Ньютон – не глупее нас.

Ветер шевелит желтые листья.

– У тебя осталось?

– Есть кое-что.

Жора достает флягу. Друзья в предчувствии реальной выпивки оглядывают багряный лес.

– Красиво, – говорит один.

– Очень красиво, – подтверждает другой.

Жизнь Вали постепенно вошла в свою колею. Количество минусов и количество плюсов было одинаково.

Можно было поменять сустав, но это опять операция, опять наркоз и неизвестно, чем кончится. Сейчас хоть и с палкой, но на своих ногах. А что принесет новая операция? Может быть, инвалидность и кресло-каталку.

Валя давно подозревала, что у Вили кто-то есть. Сначала ее это ломало, а потом она смирилась, не полностью, но частично. Вычленяла главное. А главное – муж остался при доме. Не ушел. Продолжает обеспечивать.

Валя его любила новой любовью. Прежние страсти-мордасти ушли по-английски, не прощаясь. А новая любовь – это стабильность, уверенность в завтрашнем дне. Тебя не бросят, не предадут. А оргазмы пусть дарит, кому хочет. Главное – тихо. По секрету даже от себя самого. В конце концов, оргазм – признак здоровья. Валя знала это как врач.

Окружение мужа было симпатично Вале. Единственный человек, которого она не выносила, – это редактор отдела прозы Алла. Назойливая, как муха. И фамилия соответствующая – Мухина. Звонит в любое время суток. Вторгается в личное пространство.

Валя ей не грубила, но старалась поскорее закончить разговор. Не опуская трубку, кричала в глубину квартиры: «Иди, тебя твоя зовет!»

Виля торопился к телефону, ковыляя, как Квазимодо. Ногу отсидел. Валя уходила к телевизору и включала на полную мощность. Это был ее протест.

Алла уставала от одинаковости жизни. Хотелось поменять картинку перед глазами. Она брала командировочные и отправлялась в поездки по стране. Это называлось «письмо позвало в дорогу».

Аллу интересовали самые дальние закоулки страны. Таким образом Алла познавала жизнь.

Виля не любил, когда она уезжала. Боялся, что переманят. Мало ли… Он стареет, а она – в расцвете. Виля знал Аллу пять лет, а она не менялась. А если и менялась, то в лучшую сторону.

Алла возвращалась из поездок и писала очерк на тему. Ее работы, как правило, отмечали со знаком плюс. Очерки были веселые и злые, хорошо читались и несли нравственный заряд. Однако коллектив редакции скептически относился к успеху Аллы. Шила в мешке не утаишь. Все знали о связи главного с Мухиной и соотносили ее успехи именно с этим обстоятельством.

Виля боялся сплетен и не хотел продвигать Аллу по карьерной лестнице. И получалось, что близость Аллы к начальству не только не помогает, но и тормозит.

Алла стала подумывать о смене руководства. Сместить Вилю со своего поста она не могла, да и не хотела, а вот уйти в другой журнал могла бы вполне. Ее бы взяли.

Алла решила выпустить книгу своих очерков. Надо самой продвигаться вперед и ни на кого не рассчитывать.

Во время войны существовал такой приказ, вернее, рекомендация: «сам за себя». Это значит: «спасайся, кто может».