Жена пилота - [26]

 Сжав простыню пальцами правой руки, дочь потянула ее на себя. Кэтрин слегка отодвинула в сторону одеяло, закрывающее ее лицо. В зубах девочка плотно сжимала белую материю наволочки.

 Мэтти!.. Пожалуйста!.. Ты ведь задохнешься.

 Челюсти девочки вцепились в материю еще крепче.

 Мать легонько потянула за наволочку, но Мэтти не ослабила хватки. Кэтрин слышала, что ее дочь тяжело дышит через нос. На ресницах дрожали слезы, вот-вот готовые скатиться по щекам вниз. Мэтти посмотрела на мать со смешанным чувством радости и гнева. Лицо девочки исказил нервный тик.

 Кэтрин снова потянула за наволочку. Мэтти разжала зубы, и материя выскочила из ее рта.

 Мэтти мылась в душе.

 Бабушка Джулия стояла у плиты. На ней был короткий купальный халат в красную клетку поверх ночной сорочки, настолько старый, что помнил еще времена, предшествующие президентству Джимми Картера. Бабушка Джулия придерживалась мнения, что покупать новые вещи из-за прихоти просто недопустимо. Впрочем, другое ее правило гласило: «Если ты не надевала вещь в течение года, отдай ее в благотворительный фонд».

 Старушка выглядела усталой. Ее лицо покрывала мертвенная бледность. Впервые Кэтрин заметила противоестественное уплотнение на спине бабушки, похожее на небольшой горб. Из-за этого уплотнения ее голова и плечи казались немного опущенными вниз.

 Роберт в гостинице? — не оборачиваясь, спросила Джулия.

 Нет, — быстро ответила Кэтрин, не желая вспоминать о Роберте Харте, задумываться над тем, что он ей сказал, и еще больше не желая думать о том, чего он ей не сказал. — Вчера Роберт переночевал в гостинице, а сегодня останется с нами.

 Кэтрин поставила кружку с кофе на деревянный стол, застеленный клеенчатой скатертью, края которой были приколоты чертежными кнопками к столешнице. За годы цвет скатерти изменился. Первоначальному красному постепенно пришел на смену синий, а затем зеленый.

 Джулия поставила перед внучкой тарелку с яичницей-болтуньей и гренками.

 Я не могу, — мученически простонала Кэтрин.

 Ешь. Ты должна.

 У меня в животе…

 Если ты не будешь сильной, то не сможешь помочь Мэтти, — перебила ее бабушка Джулия. — Ты страдаешь, я это вижу. Но в первую очередь ты мать. Это твой долг — заботиться о ней, хочешь ты этого или нет.

 Повисла гнетущая тишина.

 Извини, — сказала наконец Кэтрин.

 Джулия села на стул.

 И ты извини меня за резкость. Я вся как на иголках.

 Мне надо сказать тебе кое-что важное, — выпалила Кэтрин.

 Джулия внимательно посмотрела на нее.

 Ходят слухи… дикие… неправдоподобные…

 О чем ты? — уставившись на внучку, спросила бабушка.

 Ты ведь знаешь, что такое «черный ящик»?

 Голова Джулии резко повернулась к двери.

 На пороге кухни стояла Мэтти. Во всей ее осанке сквозила неуверенность в себе. Мокрые волосы свисали сосульками до талии, касаясь синей трикотажной рубашки на плечах и спине, так что ткань вся промокла. На девочке были узкие короткие джинсы, потертые на швах, и кроссовки «Адидас». Несмотря на свои пятнадцать лет, Мэтти так и не смогла избавиться от небольшой детской косолапости, от привычки стоять, развернув носки обуви вовнутрь. Эта ее привычка резко контрастировала суверенными позами, которые дочь любила принимать. Вот и сейчас, засунув кончики пальцев себе в карманы, Мэтти стояла, выпрямившись во весь рост. Плечи расправлены. Глаза покраснели от многочасового плача. Энергично мотнув головой, девочка тряхнула волосами так, что те взлетели вверх и в беспорядке упали на плечи. Она судорожно собрала их в узел, а затем, не зная, что с ними делать дальше, опять распустила.

 Здрасьте! А что здесь такое? — уставившись в пол, подчеркнуто непринужденно сказала Мэтти.

 Кэтрин отвернулась. Она не хотела, чтобы ее дочь видела слезы на ее глазах.

 Мэтти! — совладав с собой, сказала Кэтрин. — Садись рядом со мной. У меня есть яичница и гренки. Ты ведь вчера почти ничего не ела.

 Я не голодна.

 Мэтти села за стол, выбрав — вольно или невольно — стул, стоящий дальше всего от матери. Она неуверенно сидела на краешке, чуть ссутулив плечи и сложив руки на коленях. Ступни ее ног были сведены вместе, а колени разошлись в стороны.

 Пожалуйста, Мэтти, поешь, — попросила Кэтрин.

 Мам, я не голодна.

 Джулия бросила на внучку вопросительный взгляд. Кэтрин отрицательно замотала головой.

 Хоть чуточку, — как можно настойчивее сказала она.

 Ну, хорошо. Я съем гренку, — уступила Мэтти.

 Джулия подала правнучке тарелку с тостом и налила ей чашку чая. Мэтти с видимой неохотой начала отламывать малюсенькие, размером с католическую просвиру, кусочки от поджаристой корки, отправлять их в рот и медленно пережевывать. Когда верхняя поджаренная часть была съедена, девочка решительно отодвинула от себя тарелку.

 Я пойду в школу? — спросила она.

 Когда закончатся каникулы, не раньше, — ответила мать.

 Бледное, за исключением покрасневшей кожи под носом, лицо Мэтти скуксилось. Насупив брови, она сидела, сгорбившись, над остывшим гренком или, вернее, над тем, что от него осталось.

 Давай пойдем проветримся, — предложила ей мама.

 Мэтти пожала плечами, вернее одним плечом, — второе оставалось неподвижным.