Жена пилота - [17]

 Сидя в кухне напротив Роберта, Кэтрин погрузилась в невеселые раздумья: не станет ли теперь ее жизнь сплошным ожиданием прихода мужа, который так никогда и не переступит порога ее дома.

 Ваш муж часто летал? — спросил Роберт Харт.

 Отсюда? Рейсов по шесть в месяц.

 Не так уж много.

 Скажите, а у вас есть особый чемоданчик со всем необходимым, который вы берете, когда надо выехать к вдове очередного летчика? — неожиданно спросила Кэтрин.

 Роберт растерялся, но затем ответил:

 Да, есть… небольшой…

 Вы будете ночевать сегодня в гостинице?

 Да, но если вы хотите, я могу переночевать здесь, на диване.

 Нет. Спасибо. Со мной все будет в порядке. Здесь со мной останутся Джулия и Мэтти. Лучше расскажите мне что-нибудь еще.

 Что конкретно? — поинтересовался Роберт Харт.

 Поставив последнюю тарелку в посудомоечную машину, Кэтрин захлопнула дверцу и вытерла руки полотенцем, висящим на ручке выдвижного ящика стола.

 Что вы чувствуете, когда стучитесь в незнакомую дверь?

 Роберт почесал затылок. Он не был высоким, но казался таким, даже когда сидел на стуле.

 «Должно быть, он бегает трусцой по утрам», — подумала женщина.

 Кэтрин, дело в том, что…

 Скажите мне, — настаивала она.

 Нет.

 Это поможет мне.

 Нет. Я не думаю…

 Откуда вы знаете?! — резким голосом спросила Кэтрин. — Меня интересует, все ли мы, жены летчиков, реагируем на… известие одинаково?

 В ее голосе звучал гнев, накопившийся за день. Пузырьки гнева, всплывая на поверхность, лопались. Она села за стол напротив Роберта Харта.

 Нет, конечно, не все.

 А если произошла ошибка? — спросила Кэтрин. — Что, если известие оказалось ложным? Вам сообщили непроверенную информацию о гибели летчика, вы уведомили его жену, а потом выяснилось, что это ошибка?

 Такого не бывает.

 Почему?

 Я провожу много времени у ворот нужного дома с мобильником в руке и жду, пока не придет подтверждение. Что-что, а сказать женщине, что ее муж погиб, в то время как он жив-живехонек, мне совсем не улыбается. Верите?

 Извините меня за бестактность, — смутилась Кэтрин.

 Ничего.

 Женщина улыбнулась.

 Вы не обиделись, что я задала вам этот вопрос? — спросила она.

 Нет. Но меня беспокоит причина, по которой вы мне его задали. Не тешьте себя несбыточными надеждами.

 Почему вы боитесь, что я могу сказать что-то лишнее прессе?

 Роберт Харт ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

 Женщины часто впадают в истерику. Это естественно. Журналисты всегда вертятся поблизости и норовят записать каждое слово, произнесенное убитой горем вдовой. Женщина, например, может заявить, что ее муж недавно жаловался на неисправности в самолете. Или может в сердцах сболтнуть что-то наподобие: «Я знала, что это случится. Муж говорил мне, что авиакомпания урезала расходы на обучение экипажа».

 Ну и что такого, если это правда? — несколько повысив голос, спросила Кэтрин.

 В том-то и дело, что люди в минуты горя могут наговорить такого, чего они никогда бы не сказали на ясную голову. Впоследствии, когда женщина успокаивается, она очень жалеет о сказанном, но бывает уже слишком поздно. Сделанного не воротишь.

 Сколько вам лет? — поинтересовалась Кэтрин.

 Тридцать восемь.

 Джеку было сорок девять.

 Я знаю.

 Чем вы занимаетесь, когда нет крушений? Ждете?

 Роберт нервно заерзал на стуле.

 Конечно нет. У меня есть много других обязаностей.

 Например?

 Я изучаю материалы расследований причин авиакатастроф… Помогаю семьям погибших летчиков… Сколько лет вашему дому?

 Вы уходите от ответа, — сказала Кэтрин.

 Да, — кивнул Роберт.

 Дом был построен в 1905 году. Первоначально это был католический женский монастырь.

 Красивое здание.

 Спасибо. Его надо отремонтировать. Этот дом постоянно нуждается в ремонте. Он разрушается быстрее, чем мы успеваем его чинить…

 Кэтрин осознала, что она только что оговорилась, сказав «мы».

 Она любила этот дом, который беспрерывно менял свой вид в зависимости от света, времени года, цвета океанской воды и температуры воздуха. Ее не раздражали даже его странности: неровные полы спален; тесные стенные шкафы, когда-то предназначавшиеся для скудных пожитков монахинь; старомодные окна с двойными рамами, которые с большим трудом приходилось вставлять каждую осень и вынимать каждую весну. Подобно снежинкам, каждая оконная петля была в чем-то неповторима, так что первое время Джеку пришлось несладко. Установка двойных окон осенью превратилась для него в жуткую головоломку, отдельные части которой ему приходилось подгонять стоя на шаткой приставной лестнице. Впоследствии он догадался маркировать окна и рамы, и дело пошло веселее.

 Вымытые до блеска высокие окна «длинной» комнаты являлись тайной гордостью и любовью Кэтрин. Часто, занимаясь уборкой гостиной, женщина подолгу стояла возле них, любуясь чудесным видом, открывающимся отсюда, или сидела в кресле и мечтала. Нередко ее мысли вертелись вокруг первоначальных обитательниц этого дома — сестер ордена святого Иоанна Крестителя Бинфайсанского. Двадцать монахинь в возрасте от девятнадцати до восьмидесяти двух лет сидели за общим, длинным и узким, обеденным столом в этой комнате, на стоящих вдоль стены скамьях. Их лица были повернуты к окнам, так что, поглощая свою скромную трапезу, они имели возможность любоваться пейзажем невиданной красы. Несмотря на данный обет бедности, эти женщины обитали в месте, красота которого вызывала невольные восклицания восторга у новичка. Кэтрин часто размышляла о том, как сестры жили здесь в уединении, погруженные в бездеятельное созерцание…