Жена машиниста - [2]

– Куда тебя домовой несет? – спросила Анна Гавриловна. – Метель утихла, палец в машине притерпится, – чего тебе там за всех стараться? Там без тебя есть народ!

– Народ там есть, Анна Гавриловна, а меня там нет, – с терпением сказал Петр Савельич. – А без меня народ неполный!

– Да то как же! – рассердилась Анна Гавриловна. – Без тебя ведь весь свет пустой! А завтра, что ж, ты не спавши, значит, в рейс поедешь? Ну что ж, поезжай не спавши, – может, в хвост другому составу наедешь либо весь паровоз на куски изувечишь – тебя в тюрьму посадят, а я с тоски помру... Вот оно сразу все и кончится!

– Будет тебе свои нервы портить, – произнес Петр Савельич. – Там помощником нынче Кондрат поехал, малый молодой, просто еще юноша, и скоро им в обратный конец ехать...

– Ну и что тебе Кондрат, малый молодой? – спросила Анна Гавриловна.

– А то, – сказал Петр Савельич, снарядившись в дорогу, – а то, что им в обратный конец четыре затяжных подъема надо одолеть. Там нужно силу тяги держать точно по котлу, чтоб сколько ты ни ехал, сколько ни тянул, а у тебя все в котле и давление пара не падало, и уровень воды особо не понижался, – вот как надо котел содержать, понятно тебе стало?

– А чего ж тут и понимать-то? – сказала Анна Гавриловна. – Машина должна идти неугомонно, а пар упустишь, то она запыхается и станет...

– Ну вот, вроде верно, только неправильно: чем ей пыхать-то? – ответил Петр Савельич. – А Кондрат котел по тяге не удержит. Машину он любит, но знает в ней далеко не все. Да одну машину – это знать мало. Надо видеть всю целую природу – и погоду, и что у тебя на рельсах: мороз или жарко, и подъемы надо знать наизусть, и машина как себя чувствует сегодня...

– Пусть уж они без тебя там знают! – сообщила Анна Гавриловна. – Только нагрелся, а уж вылез! Окоченеешь наружи!

– Я у котла согреюсь, – пообещал механик. – Скоро рабочий поезд пойдет, я на нем и встречу свою машину на четвертом разъезде: там подъем такой, что станешь врастяжку и состав порвешь...

– Ты хоть еды-то возьми с собой, шут непокойный! – попросила жена.

– Я в буфете на вокзале пожую, – ответил Петр Савельич. – Ты спи себе в тепле и покое.

– С вами уснешь! – сказала Анна Гавриловна. – Вы даете покой, старые черти...

Но Петр Савельич уже гремел щеколдой в сенях, уходя в зимнюю ночь; он не обижался на жену.

Возвратился домой Петр Савельич не скоро – к вечеру следующего дня. Он пришел вместе с Кондратом, молодым стесняющимся человеком, помощником машиниста.

Анна Гавриловна только поглядела своими знающими и чувствующими глазами на пришедших, но ничего не сказала и молча стала собирать им еду на стол.

– Мойтесь, чумазые трудящиеся! – пригласила она затем. – Вам бы и есть-то давать не надо: по вас вижу – поломали вы машину... Все тяжеловесы они возят и носятся как бешеные, аж рельсы воют. Возили бы потише, полегче, и паровозы бы у вас здоровые были, как упитанные толстые дети! А то ишь – большой клапан придумали!

Петр Савельич и Кондрат оставили речь женщины без ответа. Им нечего было отвечать человеку, чуждому механике. Они помылись и сели за стол, угрюмые и безмолвные. Кондрат ел робко и мало, чувствуя себя в гостях. Петр же Савельич, наоборот, кушал достаточно хорошо и обильно.

– Ешь больше! – говорил он Кондрату. – От пищи горе скорее пройдет, в пище есть своя добрая душа, и когда съешь ее, она в нас очутится...

– Я ем, Петр Савельич, – произнес Кондрат.

– Ешь, – приглашал механик. – Потом спать ляжешь... Анна Гавриловна, постели сыну постель!

Анна Гавриловна вначале обомлела и не могла даже ничего высказать разумного, но потом опомнилась.

– Который сын? – спросила она.

– Кондрат, – указал Петр Савельич. – Мы бездетные, а он без отца, без матери живет. Вот мы и квиты будем, он наш будет, а мы его – и все!.. Стели ему постель на диване и помалкивай!

Анна Гавриловна стала стелить постель Кондрату, но она не помалкивала, а шептала слова про себя: «Паровоз сломал, теперь малого в сыновья привел, ему только и дела, старому, что заботу мне выдумывать!»

Петр Савельич расслышал эти размышления жены, но смолчал.

– А паровоз наш где? – спросила Анна Гавриловна.

Старый механик покряхтел в тягостном чувстве.

– Машина в ремонт пошла! – ответил машинист. – Болящий палец ей вывернули, в топке связи потекли, и песку в песочнице не оказалось... Весь состав стал врастяжку на подъеме, его начали рвать вперед эти двое, Кондрат и его механик, и у них вышло происшествие, а тяги не получилось...

– Вот тебе раз! – воскликнула Анна Гавриловна. – Вот так сын Кондрат!

– Как же ты пальца-то не услыхал! – угрожающе сказал Кондрату Петр Савельич. – Ведь он стонал и кричал перед тем, как ему провернуться в гнезде!

– Форсировка большая была, – ответил Кондрат. – Гулко было, ничего не слыхать...

– Ах так! – произнес Петр Савельич. – Ну ладно, будешь сыном, я тебя научу. А так вы нам все машины покалечите!

Анна Гавриловна поняла своего мужа. Она отвернула одеяло, положенное на диване для Кондрата, я подстелила туда пододеяльник, а подушку сбила в руках для мягкости: пусть Кондрат спит удобно и нежно, если надо его считать сыном, а сердце затем само привыкнет его любить.