Жена ловеласа - [39]

Золтан время от времени звонил доложить о ходе подготовки, усердно шифруя свои сообщения — будто кто-то стал бы подслушивать их разговоры по мобильному телефону.

— Мадам, я назначил собеседование с Мэттью Рэйвеном, которое вы просили организовать, на завтра, на двадцать сорок.

Под именем Мэттью Рэйвена значился его друг-переплетчик — по-видимому, этот псевдоним был навеян названием исторической библиотеки имени Матиуша Кориивуша в Будапеште. Мастерская Мэттью Рэйвена располагалась в гораздо менее приятной части Рима, чем отель «Д'Англетер».

Мастер принял их в подвальном помещении, за дощатым рабочим столом, освещенным тусклой неоновой лампой. Это был маленький, похожий на крысу человечек, страдавший нервным тиком и обладавший вкрадчивыми манерами, который без умолку трещал на непонятном Мэгги ретороманском диалекте и непрестанно жестикулировал. Впрочем, движения его рук, в отличие от слов, были ясны даже ей. Он часто проводил большим пальцем по щеке сверху вниз, для выразительности постукивая себя по носу, и не раз потирал пальцы один о другой, складывая их щепоткой, — жест, означавший «деньги». Однажды этот человечек изобразил, будто зашивает себе рот иглой с ниткой. Но еще страшнее было, когда он резко провел указательным пальцем по шее, будто перерезая себе горло. Потом, правда, к неимоверному облегчению Мэгги, лукаво подмигнул. В общем, визит к нему не очень-то ее обнадежил.

Теперь ей ничего больше не оставалось, кроме как ждать. Чтобы убить время, они с Эсмеральдой гуляли по Риму, часами слоняясь по универмагам, которые Эсмеральда предпочитала бутикам. Мэгги сводила повариху в Колизей, потом они бросили монетки в фонтан Треви. «Que Undo!»[107] — пыхтела Эсмеральда, флегматично следуя за вдовой посла.

Они обедали в небольших тратториях в квартале Трастевере, где посетители дружно подпевали бродячим музыкантам, исполнявшим stornelli[108] и куда Мэгги с мужем, бывало, захаживали по вечерам. В Риме Джереми чаще удавалось проводить вечера с женой. Днем он, конечно, был по горло занят на работе, но вечерние светские мероприятия устраивались здесь не так часто, как в других городах. Когда Мэгги вступала в припеве, Джереми брал ее за руку и говорил: «Дружочек, боюсь, это не для твоих ушей». В отличие от жены, он был замечательным лингвистом, что здорово способствовало продвижению в карьере. Джереми мог цитировать итальянцам Данте, французам Монтескье, а немцам Рильке, и все это — с более чем сносным произношением.

Мэгги пригласила Эсмеральду в их с Джереми любимый ресторан с фонтаном, где плавали маленькие черепашки. Официантов, которых помнила Мэгги, уже не было, и интерьер немного изменился. Она спросила про Джузеппе, но о нем никто ничего не знал. Потом они побывали на рынке на площади Цветов. Эсмеральда с наслаждением бродила от прилавка к прилавку, что-то восклицай по-португальски при виде грибов, нежных салатов, puntarelle,[109] баранины в горшочках — все это она бы с удовольствием готовила на собственной кухне. Они также побывали в приюте для бездомных, которым теперь заведовала Джиневра, и встретили там нескольких старожилов, еще помнивших Мэгги, — они настойчиво целовали ей руку, касаясь ее щетинистыми подбородками.

— В этот суп нужно подбавить красного перца! — На кухне Эсмеральда сделала замечание молодому повару-эмигранту, который, проворно работая половником, разливал по тарелкам еду из котлов.

В начале декабря на Пьяцца Навона развернулся рождественский базар. Эсмеральда визжала и хлопала в ладоши от восторга при виде рождественских яслей, украшенных фигурками пастушек, миниатюрными мельницами на тоненьких ручейках и розовыми закатными солнышками на заднем плане.

После приезда Эсмеральды в Рим прошло недели три. Однажды прохладным зимним утром Мэгги бродила с ней по Форуму. Вдруг повариха уселась на обломок колонны. На сей раз древнему столпу, к которому во времена Древнего Рима прислонялись сенаторы в тогах, пришлось поддерживать внушительный зад Эсмеральды. Порывшись в сумочке, она протянула Мэгги мятный леденец.

— Знаете, я тут подумала… Может, пора уже похоронить Цезаря?

Озадаченная, Мэгги молча сосала конфету.

— Пора оставить прошлое позади, — продолжала Эсмеральда, — и идти дальше. Вы красивая женщина, а в этой новой одежде, — тут она с головы до пят окинула Мэгги взглядом, — вы очень скоро встретите мужчину, который полюбит вас так, как вы того заслуживаете.

Мэгги молча покачала головой.

— Да, да, не сомневайтесь! Пора забыть маленькие прегрешения посла, — перекрестилась Эсмеральда, — и простить его. Хватит уже этой вендетты! — Она встала и отряхнула зад.

— Ты не понимаешь, — сказала Мэгги. — Если бы я узнала, пока он был жив, мы бы все обсудили. Я бы кричала, вопила и колотила его, а ему пришлось бы объясниться — или попытаться по крайней мере… Но у меня уже никогда не будет возможности поговорить с ним, поэтому я не могу обрести покой. Как же это несправедливо!

Она постоянно вспоминала, как видела Джереми и Арабеллу вместе и ни о чем не догадывалась. Когда они оживленно беседовали на приемах в посольстве, а их головы при этом почти соприкасались, ведь Арабелла была высокой женщиной, — Мэгги искренне верила, что они обсуждают проблемы школы для девочек или что-нибудь в этом роде. Она видела, как Джереми читал в журнале «Экономист» статьи с подчеркнутыми местами в тексте, и думала: наверное, секретарша просматривает для него прессу и готовит выборки. Но теперь ее уверенность, мягко говоря, сильно пошатнулась. Иногда Арабелла звонила к ним в резиденцию. Впрочем, почему бы и нет? Они ведь дружили. Она могла сказать что-нибудь вроде: «Я хотела узнать, могу ли поговорить с Джереми. Кое-что произошло в школе, и мне необходимо с ним посоветоваться».