Чармэйн привыкла к этой необыкновенной хижине и даже чувствовала себя дома больше, чем когда-либо в Вирхольме. Но сколько она не ворочалась с боку на бок сегодня, сон не шел. Было неуютно, будто кто-то следит за ней, и Чармейн корила саму себя за неосторожность. Столько времени скрываться, чтобы так глупо выдать себя!
Сколько Чармэйн ни вглядывалась в окно, стараясь увидеть, кто наблюдает за ней, там царила темнота. И все равно заснуть не удавалось, ее будто плетью ударяло ощущение беды, ошибки, неотвратимости, и Чармэйн хотелось бежать прочь самой от себя. И тогда она снова смотрела в окно, стараясь убелиться, что тревоги напрасны. Лишь однажды показалось, что между ветвей промелькнуло белое пятно: лицо человека или любопытная белка — она разглядеть не успела, но сердце забилось раненой птичкой внутри. Чармэйн нырнула с головой в одеяло, молясь, чтоб ее не заметили, что ей всё показалось. Одеяло укутывало мягкой темнотой, она спасалась в нем, как в детстве от чудовищ, живущих под лавкой. Тогда она верила, что одеяло защитит от опасности, хотя давно знала, что ничто не спасет, может, только Дэмиен, ведь он лесничий и ему не страшна дикая охота.
Дэмиен... Чармэйн окинула взглядом темный силуэт на лавке. На мгновение в груди томно потянуло, и ей захотелось покинуть неудобную постель, прокрасться к нему по скрипучим доскам, как он давно уже мечтал, скользнуть под теплый бок и забыть обо всех печалях.
Она видела от него только хорошее, а сама принесла змею за пазухой. Чувство вины бежало свинцом по жилам, заставляло вести себя еще более любезно с Дэмиеном, почти заискивающе. Чармэйн и так чувствовала себя никчемной, а доброе отношение мужа и вовсе словно камнем давило на нее. Что сделал Дэмиен, если бы узнал? Выгнал? Чармэйн еще не готова встретить его гнев, еще слишком слаба. Может, через неделю... А пока нужно стать необходимой Дэмиену. Девушка на мгновение горько улыбнулась. Только подумать, что она, Чармэйн, которая и в счастливые дни отличалась ленцой: убегала в поле в день стирки, придумывала хвори лишь бы не убирать, теперь стала примерной женой. Она смогла. Многое изменилось. Когда-то и красота казалось важной. Теперь ее хочется проклять, как навлекшую беду.
Дэмиен и Чармэйн проснулись утром почти одновременно от звуков неистового летнего дождя. Капли барабанили по крыше, рвались в хижину через пленку бычьего пузыря на окне. Чармэйн мигом вскочила:
— У меня же белье сушится!
Она выбежала, повязывая на ходу платок на волосы. Дэмиен пошел за ней, помог занести мокрые, грязные простыни и одежду.
— Ничего страшного, — утешал он Чармэйн. — В следующий раз сама не стирай, дождись меня. Я и о погоде спрошу у леса заблаговременно.
— У меня все из рук валится.
— Ничего подобного. Со всем справляешься, везде успеваешь. Видимо просто устала. Отдохни сегодня, Чармэйн, я принесу ужин.
— Нет-нет, Дэмиен, я приготовлю. Пусть будет на ужин что-то горяченькое прямо из печи, с пылу с жару.
Чармэйн утерла нос, она сама не заметила, как расплакалась из-за такой мелочи, как испорченная стирка. Она всегда легко плачет, когда на душе тревожно. Нельзя ему показывать, нужно собраться.
Чармэйн мягко провела рукой по плечу мужа и успокоилась, увидев, как уголки его губ приподнимаются в тайной улыбке. Она любила эту улыбку, потому что Дэмиен, сам того не осознавая, весь светился изнутри, радуясь ласке.
И тогда Чармэйн, повинуясь порыву, наклонилась вперед и коснулась его губ своими. Дэмиен сперва замер, а потом прижал ее крепко к себе шершавыми руками, поверх мокрых простыней. И Чармэйн его объятия были вовсе не неприятны.
После ухода мужа Чармэйн вынесла наружу остатки вчерашнего ужина. Ее уже дожидались двое полосатых бурундучков, а нетерпеливые белки перепрыгивали с ветки на ветку. Какие бесстрашные, так и лезут под руку! Увидев Чарм, одна из белок нетерпеливо забегала взад-вперед, а потом, не выдержав, спрыгнула прямо на юбку девушки, вцепилась в ткань острыми коготками и полезла вверх.
— А-ах! — то ли закричала, то ли вскрикнула Чармэйн и выронила миску с картошкой.
Белка тонко пискнула и спрыгнула на землю. Но к еде не подошла, села тихонько на землю и выжидательно посмотрела на Чарм. Та энергично трясла юбками, будто на нее карабкалось мышиное полчище. Из дома высунул нос брауни:
— Чего случилось?
Чармэйн глубоко вздохнула, пригладила платок на волосах.
— Все в порядке, хозяйнушко.
— Пусть не шалят тут, — заворчал брауни, — дармоеды.
— Иди сюда, — позвала Чармэйн белку. — Я просто испугалась, вот и крикнула. Не бойся.
Белка осторожно поддалась вперед, потом прыгнула под руку Чарм и утащила кусочек. Вскоре и остальные зверьки последовали ее примеру. Бурундук взял в лапки картошку, брезгливо обнюхал: не понравился резкий запах чеснока. Так и бросил на землю, не доев, но к Чармэйн все равно подошел и оставил на траве, как обычно, маленькое черное семечко.
— Подожди! — сказала Чармэйн. Она загодя припрятала немного черствого хлеба в кармане.
Протянула, но не успела кинуть на траву: бурундук выхватил крошки прямо из рук. Чармэйн улыбнулась, наблюдая, как забавно зверек работает челюстями. Скоро и остальные получили свою порцию, каждый принес взамен немного семян.
