Жена лекаря Сэйсю Ханаоки - [27]

Каэ даже не подозревала о том, что человек способен испытать такое безграничное счастье. Мучительные боли почти полдня разрывали ее тело, проникая в каждую клеточку, но как только младенец появился на свет, исчезло все, кроме осознания того, что она дала жизнь ребенку. Физические страдания теперь казались ей прокатившимися в темноте громом и молнией. И она впервые поверила в рассказ Наомити о рождении Умпэя.

Первые материнские радости можно сравнить с восторгом победителя в момент триумфа. Каэ решила для себя, что начиная с этого дня ни один Ханаока не сумеет запугать ее, поскольку никто из них не способен выносить и родить ребенка Сэйсю.

Как только вести дошли до самого Сэйсю, он тотчас опрометью примчался к жене.

– Какое прелестное дитя! – радостно воскликнул счастливый отец, глядя на спящего в колыбельке младенца. – Давай наречем ее Кобэн, ты не против? Я так мечтал о девочке!

Родители, конечно, частенько называют своих детей прелестными, но на этот раз Каэ была вынуждена признать, что Кобэн унаследовала черты Оцуги и что девочка, скорее всего, действительно станет красавицей. После стольких лет отвращения к свекрови и тайно вынашиваемой неприязни было странно снова подумать о ней как о красивой женщине. Но перемены эти были к лучшему. Каэ и в голову не пришло, что ее нынешняя внутренняя удовлетворенность и готовность прощать уходят корнями в радость одержанной победы.

Три дня спустя Оцуги пожаловала к Имосэ.

– Спасибо тебе за тяжелую работу, Каэ. В следующий раз постарайся подарить нам мальчика, хорошо?

У Каэ было такое чувство, будто ее теплого тела коснулась ледяная сосулька. В этом приветствии ясно прозвучало превосходство и гордость женщины, сумевшей произвести на свет младенцев мужского пола. Каэ была раздавлена. Еле слышный ответ пропитался горечью:

– Да. В следующий раз.

– Ну, Каэ, отдохни как следует и возвращайся обратно. Насчет домашней работы не беспокойся. У нас достаточно женщин. – Оцуги повернулась к родителям Каэ и одарила их на прощание безупречной улыбкой. – Позаботьтесь о ней, прошу вас. Она наша любимая невестка.

9

На четвертое от рождения Кобэн лето стало понятно: Окацу больна. Каэ первой заметила, что золовка носит ведро с водой только в левой руке, оберегая правое плечо, и что походка у нее стала неуклюжей. Вскоре после этого тихая трудолюбивая девушка начала жаловаться на усталость и прекратила ткать. Теперь, когда голод остался в прошлом и слава Сэйсю разнеслась по всей округе, практика врача выросла, доход заметно увеличился, и женщинам из дома Ханаока больше не надо было трудиться, чтобы обеспечить семью. Заработанные ими деньги шли на личные нужды.

– Что-то не так, сестрица? – поинтересовалась Каэ, не желая оставлять без внимания свои наблюдения.

– Тебе так кажется? – смущенно улыбнулась Окацу, оставив вопрос без ответа.

В свои тридцать Окацу до сих пор была не замужем. В те годы, когда она могла найти себе жениха, девушка дни напролет просиживала за станком и жертвовала каждую вырученную монетку на образование брата – в ином случае деньги пошли бы на ее свадьбу. С возвращением брата ничего не изменилось. В течение пяти лет нужды и лишений ни одна семья не могла позволить себе никаких расходов, за исключением погребальных. Само собой разумеется, брачных предложений Окацу не поступало. А если бы и поступили, она вряд ли согласилась бы, потому что женщинам из рода Ханаока приходилось добывать деньги на дорогостоящие лекарственные снадобья Сэйсю. И все же, если бы Окацу настаивала на браке, она, скорее всего, добилась бы желаемого, но ей пришлось бы выходить замуж без приданого. Ее юность, как и молодость двадцативосьмилетней сестры Корику, была принесена в жертву старшему брату. Оцуги права: в доме действительно было достаточно женщин.

Плохой аппетит и землистый цвет лица Окацу не остались незамеченными, но девушка упорно отказывалась обсуждать свое состояние с кем бы то ни было, даже с матерью.

– Если что-то не так, брат приготовит тебе лекарство. Его снадобья всегда помогают, иначе зачем люди стали бы приходить к нему из-за реки и даже из провинции Ямато? Чем раньше ты начнешь лечение, тем лучше, – постоянно повторяла ей Оцуги.

Окацу кивала, но к брату по-прежнему обращаться не собиралась.

Однажды днем Танэ, младшая дочь, вбежала в гостиную и завизжала:

– У старшей сестрицы грудь на арбуз похожа!

Оцуги побелела. Ёнэдзиро и Сютэй открыли от удивления рты. Все взгляды устремились на Сэйсю. Ёгэн, Сюдзо и Сёсай, ученики, которые недавно появились в доме, тоже уставились на сэнсэя.

– Позволь мне поглядеть, Окацу, – с болью в голосе попросил Сэйсю сестру, стыдливо выглянувшую из-за фусума.

Окацу послушно легла на татами. Корику вывела маленькую Танэ из комнаты, но Оцуги решительно взяла Рёхэя за руку и села с ним позади Сэйсю. Она хотела, чтобы ее младший сын, в ту пору тринадцати лет от роду, тоже стал лекарем. Каэ опустилась на циновку за спинами учеников и внимательно наблюдала за происходящим.

Грудь Окацу настолько распухла, что ладонь Сэйсю накрыла лишь небольшой участок чувствительной зоны.

– Больно? – спросил он сестру.