Жена-девочка - [121]

Посторонний зритель, внимательно наблюдавший за выражением лица мистера Свинтона, возможно, увидел бы признаки этого, так же как и усилия по сокрытию тайных мыслей. Его взгляд, казалось, время от времени становился отстраненным, как будто его мысли были где-то далеко от этой веселой вечеринки и от пьяных друзей.

Он даже проявил небрежность при игре в карты, хотя его противником в игре был «голубь», которого ощипывали.

Некая сильная и болезненная дума, должно быть, вызвала его рассеянность, и, казалось, для него было большим облегчением, когда собутыльники, вдоволь нализавшись, дали молчаливое согласие на завершение пирушки.

В этом ужине участвовали восемь человек, и было вызвано четыре кэба, подъехавших ко входу в кафе и забравших из него четыре пары.

Столько же кэбов привезли их сюда. Тогда гости вполне самостоятельно могли войти в кафе, но сейчас, только при помощи полицейского из Хаймаркета, а также нескольких официантов посетителей удалось усадить в кэбы, и те отъехали.

Кэбмены отправились в разные стороны. Скадамора сопровождала благородная Геральдина, или, скорее, сама неудача; в то время как Свинтон, сопровождавший свою подвыпившую жену, сказал кэбмену:

— В Парк Роад на Сент Джонз Вуд.

Это было сказано негромко, низким глухим голосом, чтобы кэбмен не принял их за супружескую пару. Свинтон заранее передал кэбмену причитающуюся плату за проезд, включая чаевые.

Прогноз погоды Свинтона оправдался с точностью до деталей. Ночь была темна как смоль, лишь только туман вносил некоторый серовато-коричневый оттенок. Он был настолько плотным, что загулявшие допоздна аристократы ехали в своих роскошных экипажах в сопровождении факельщиков.

По Пикадилли и на всем протяжении Майфайр факелы ярко светили сквозь густой туман, а языки пламени от них заполняли улицы причудливыми бликами.

Далее, после пересечения Оксфорд-стрит, их стало меньше, а после Портмэн Сквайр они и вовсе исчезли, так что кэб, везущий графа де Вальми и его графиню, медленно полз по Бейкер-стрит — его собственный фонарь освещал круг радиусом не более шести футов.

— Как раз то, что надо, — сказал себе Свинтон, высовывая голову из окна и тщательно исследуя ночь.

Он сделал такой вывод еще раньше, едва выйдя из Кафе де Европа после завершения пирушки. Сейчас он сказал это негромко, впрочем, его жена не услышала бы, даже если б он прокричал что-то ей на ухо. Она спала в углу кэба.

Незадолго до этого она вела себя несколько шумно, пела куплеты и пыталась пересказать пошлый анекдот, который она впервые услышала этим вечером. Она была в таком состоянии, что не осознавала, где находится и в какой компании, что доказывали ее случайные пробуждения то с возгласом «Простофиля!», то с обращением к мужу по имени другого графа, то со словами «Кейт-торговка!»

Ее граф, казалось, был очень внимателен к ней. Он предпринимал усилия, чтобы успокоить ее и создать ей удобства. У нее был длинный плащ, достаточно просторный — своего рода вечерний халат. Эту одежду он накинул ей на плечи и застегнул, так, чтобы ее грудь была защищена от сырости.

К тому моменту, как кэб прополз по Верхней Бейкер-стрит и въехал в Парк Роад, Фан совсем успокоилась и крепко уснула; только ее тихое сопение во сне говорило о том, что она жива.

Экипаж продвигался сквозь серовато-коричневую темноту, причем туман увеличивал его вдвое по сравнению с обычными размерами. Кэб двигался медленно и тихо, как катафалк.

— Где остановиться? — спросил кэбмен, поворачиваясь и обращаясь к пассажирам через окно.

— Южный берег! Вам не надо заезжать на ту улицу. Высадите нас в конце этой, в Парк Роад.

— Хорошо, — ответил кэбмен, однако он удивился. Ему подумалось, что это довольно странно: джентльмен и леди в таком состоянии хотят сойти на этой улице в такой час, и особенно в такую темную и туманную ночь!

Тем не менее было и объяснение, которое подсказывал ему опыт. Леди возвращалась слишком поздно. Джентльмен хотел, чтобы она вернулась без лишнего шума, который мог возникнуть от скрипа колес кэба, что может быть услышано за дверью.

Впрочем, какое значение это имело для него, кэбмена, если плата за проезд получена заранее? Он любил деньги и хотел получить чаевые. И он не был разочарован. В конце улицы джентльмен сошел, вынес свою пьяную спутницу на руках и поставил ее вертикально на тротуар.

Свободной рукой он дал кэбмену монету в одну крону, удвоив таким образом плату за проезд.

Получив такое щедрое вознаграждение, не желая показаться невежливым, кэбмен забрался обратно на облучок и, накинув на плечи свой желтовато-серый балахон, натянул поводья, хлестнул крученым кнутом лошадь и поехал обратно, в направлении Хаймаркет, в надежде встретить еще одну пьяную пару.

— Держись за мою руку, Фан! — сказал Свинтон своей беспомощной лучшей половине, убедившись, что кэбмен уехал и не мог его услышать. — Обопрись на меня. Я поддержу тебя. Так! Теперь пошли!

Фан не ответила. Алкоголь одолел ее — она была совершенно невменяема. Она была слишком пьяной, чтобы говорить и даже идти; ее мужу пришлось взвалить ее на плечи и тащить на себе. Она совсем не понимала, куда ее тащат. Зато Свинтон знал куда.