Жена алхимиков, или Тайна «Русского Нострадамуса» - [20]

Краем глаза Василий заметил какое-то движение в лесу. Он посмотрел туда – в его сторону шла женщина, он видел лишь её смутный силуэт, туман был всё еще слишком силён. Василий поворачивал голову то в сторону той, которую он решил считать Дианой, то в сторону неизвестной фигуры. Когда он смог, наконец, разглядеть ту, что шла к нему, он узнал в ней Диану. Но Василий понял, что в ней что-то кажется ему необычным.

Новая Диана была в точности такой, какой он себе её представлял. Оглядев её с головы до ног, он понял, что его смутило: она двигалась к нему, шла, но земли её ноги не касались. Она подошла к нему еще ближе, он смог поймать её взгляд. Новая Диана слегка кивнула ему в знак приветствия, покачала головой и одними губами произнесла: «Не надо». Туман, который уже было совсем отступил, вернулся, он возникал из воздуха, только что пронизанного утренним солнцем и гасил рассвет. Новая Диана исчезала в надвигавшейся мгле.

Василий впивался в неё глазами, ждал, что она даст ему еще какой-нибудь знак, но она, неподвижная и безмолвная, просто смотрела на него. Когда туман почти полностью скрыл её, Василий почувствовал, как кто-то дотронулся до его руки. Он посмотрел на руку. Его касались бледные пальцы. Василий поднял глаза. Перед ним стояла та самая женщина, которую он принял за Диану. Но когда он увидел её лицо, у него лишь вырвалось: «София! Как ты постарела!». Старуха, в которой он узнал Софию, криво усмехнулась и толкнула его в яму. Когда он еще балансировал на краю, старуха вновь помолодела и улыбнулась ему. В этот момент Василий и открыл глаза.

Он, чувствуя, что всё еще падает, выбросил вниз правую руку, пытаясь смягчить падение, потом услышал, как загудел от удара матрац и окончательно проснулся.

Василий считал, что сны – это ценный источник знаний о самом себе, особенно – такие, как тот, от которого он сейчас проснулся. Если сон удавалось запомнить, Василий имел обыкновение поразмышлять над ним. Иногда это оказывалось полезным, порой в таких размышлениях ему удавалось лучше понять то, что днём не давало ему покоя. Чаще, однако, сны оказывались причудливой и по большей части бессмысленной смесью фантазий, воспоминаний и всего того, что привлекало его внимание днём.

Подробности увиденного быстро испарялись, но главное он запомнил очень хорошо. «Почему Диана пыталась меня отговорить?», – думал Василий. «Ясно, я думал обо всём этом, потому и увидел. Но образ Софии оказался смешанным с образом Дианы, будто поднявшейся из могилы… И почему София так постарела, зачем она толкнула меня в яму? Почему она опять стала молодой?», – этот сон явно таил в себе какой-то смысл, но какой – Василий понять не мог.

Он как-то читал о вещих снах, но, не видя под этими историями никакого научного обоснования, предпочитал не искать в снах предсказаний. «Наша жизнь зависит от наших же решений, которые мы принимаем каждое мгновение. Если верить предсказаниям, снам, толковать их буквально, то о каком выборе тогда может идти речь? Максимум, что может сон – дать подсказку к тому, как ты к чему-то относишься», – размышлял Василий.

«Видно, я чувствую себя виноватым в том, что имея шанс вернуть Диану, воспринимаю Софию не как перспективного ассистента, а еще и как женщину. Образ Дианы – это моя же возмущённая совесть. А то, что София была похожа на Диану, потом оказалась старухой, а потом помолодела – это уже к делу не относится». Василия такой анализ вполне устроил, он понял, что сейчас ему уже не уснуть и отправился в душ. «Сегодня нас ждут великие дела», – подумал он.

Глава 11. Адские птицы Сухаревой башни

Образование. То, что мудрому открывает, а от глупого скрывает недостаточность его знаний.

Амброз Бирс, «Словарь Сатаны»

Следующий заголовок, который прочёл Семён, гласил: «Ванька, слуга. Об адских птицах Сухаревой башни».

С тех пор, как барин вернулся из Англии, он сам не свой стал. С собой привёз воз и маленькую тележку всякой всячины. И трубы, чтобы в небо глядеть, и склянок – целый стол ими уставлен. Еще порошков каких-то, настоек, книг – не счесть. Когда это всё ему свозили, он сам наблюдал, чтобы не изломали чего или не свистнули.

Да кому оно нужно, кто позарится-то, когда несёшь, бывало, склянку, и боишься, как бы с тобой чего не случилось пока она у тебя в руках. Позже, когда привезенное расставили, он, видать, еще из заграниц выписывал, везли постоянно. А ему только подавай. И нет бы, как все люди, днём поработал, а ночью – на боковую. Он же – днём по государственным делам, а ночью – по своим. А уж кто к нему ездит, с кем он беседы водит, тут я лучше промолчу.

Когда он обосновался уже, так случай у нас вышел. Пропал один лакей, да горничная. Искали их, да без толку. Решили потом, что сбежали они. Только вот что в толк не возьму. Имущества-то у каждого из них было – всего ничего, да и того они не взяли. Как стали хлам их разбирать, так денег нашли. Не то, чтобы много, но если бы сбежали они, так на первое время бы хватило. Я сразу понял, что дело тут нечисто. Так и не узнал бы, что с ними стало, если бы не один случай.

Бывало, пойду в чаю выпить, барин-то щедрый, и на чай хватает, и своим в деревню передать, так знают, чьих я, спрашивать начинают. Бывает и водки поднесут, видать думают, Ванька Хмельницкий меня разговорит. Ну а что я скажу?