Жемчужины Королевы-Вампира - [19]

Просторная, точно пещера, грудная клетка под нами начала медленно наполняться воздухом, который гудел, как зимняя вьюга. С минуту не происходило ровным счетом ничего, и я даже начал слегка беспокоиться, почему это ни жрица, ни лучники не двигаются с места. Никто из них и пальцем не пошевелил, хотя хорошим солдатам вполне хватило бы времени, чтобы своими копьями достать нас обоих. В следующее мгновение нас уже разделяло не менее пятидесяти ярдов.

Чешуя у василиска крупная, как каменные плиты, которыми мостят площади в больших городах, и гладкая, как навощенный пол. По счастью, зазоры между чешуйками настолько велики, что в них с легкостью проходит рука, иначе нам бы ни за что не удержаться на его широченной спине, которую человеку просто не обхватить ногами. В три громадных скачка василиск пронесся над болотами, перемахивая с одной грязевой отмели на другую, точно то были камни, предназначенные для переправы через большие лужи. Его крылья ударили по воздуху раз, другой, и вдруг вокруг нас клочьями овечьей шерсти заклубился туман, а трясина скрылась из виду.

Несколько секунд мы с ревом и грохотом вспарывали облака. Скорость подъема была такова, что у нас с Барнаром пальцы занемели от напряжения: так крепко мы уцепились за спину василиска, боясь свалиться. Но вот мы прорвались сквозь завесу туч и оказались в ясном небе. Под нами, точно бульон в миске с высокими краями, стелился в окружении горных вершин туман. За холмами, впереди по курсу, расстилались, беспощадно сверкая под солнцем, бескрайние соляные степи. И вдруг, сквозь завывание ветра и сухой треск кожистых крыльев василиска до нас донесся ноющий звук. Он шел откуда-то сзади.

Оглянувшись, мы убедились, что на свете есть существо проворнее василиска. Оно – как его имя, для нас так и осталось тайной, – только что выскочило из туманной пелены, идя за нами по следу. Им управлял один человек. До сих пор не могу понять, как ему хватило смелости усесться верхом на утыканную шипами и колючками шею этого существа.

Мне случалось видеть многократно уменьшенные копии той твари, что преследовала нас: это такие жуки на длинных, точно ходули, задних лапах. Их передние конечности, которыми они пользуются вместо рук, снабжены острыми длинными шипами, чтобы накалывать на них добычу. Их плоские треугольные головы украшены выпуклыми шарообразными глазами и деликатными ртами, ради удовлетворения ненасытного голода которых неустанно трудятся колючие лапы. У нагонявшего нас чудовища голова была таких размеров, что на ней свободно можно было бы танцевать. Оно было белым с головы до кончиков лап, и, если бы не два размытых пятна перламутрового блеска, в которые превратились в полете его крылья, мы бы вряд ли разглядели его на фоне белоснежных облаков. Способность гигантского жука с легкостью убить нашего василиска не вызывала сомнений, хотя, вероятно, съесть он сможет лишь чуть больше половины. Мы так же были уверены, что начнет он свое пиршество с нас.

Подгонять василиска было занятием бесполезным: он всегда летает на максимальной скорости, по-другому просто не умеет. Тем временем всадник Королевы поднял свое громадное белое насекомое в восходящую кривую, которая должна была вскоре пересечься с нашим курсом, ибо василиск закончил подъем и теперь летел по прямой. Я содрогнулся, вспомнив, с какой молниеносной быстротой крошечные родственники белоснежного существа выхватывают паука из самого центра его паутины, да так ловко, что ни одна шелковистая ниточка не дрогнет. Этот гигант наверняка может схватить добычу с расстояния в пятнадцать футов; но, что хуже всего, я мог прикрывать наш тыл только одной рукой, другую нельзя было отрывать от чешуи гигантской ящерицы, а не то меня как пить дать сдуло бы ветром.

Мы уже летели над степью. Не надеясь на успех, я схватил копье и приготовился метнуть его в адского жука, который, нагоняя нас, продолжал выглядеть воплощением хрупкости и грации. Две пары задних ног, описывая в воздухе изящные кривые, свободно свисали под удлиненным животом, гладким и превосходно сбалансированным, точно боевые пироги дикарей с юго-восточных островов. Он был уже так близко, что мы могли разглядеть переливающиеся на солнце фасетки его глаз, мучительное напоминание о граненых жемчужинах, которые покоились в двух кожаных мешочках у меня на груди. Еще мгновение, и я уже различал черты лица всадника.

Нет ничего более странного, чем вглядываться в лицо человека, когда вокруг свищут ветра поднебесья, и наверху нет ничего, кроме солнца, а внизу, точно гладкий голый пол, расстилается вся земля, пытаясь прочесть по нему характер и сформировавший его жизненный опыт, точно между вами не ярды заполненной скоростью пустоты, а стол и пара кружек пива в уютной таверне. И все же у меня возникла необоримая уверенность в том, что я правильно разгадал суть его натуры: здравый смысл подсказывал мне, что это наверняка опытный, надежный солдат, не однократно выполнявший сложные поручения наподобие нынешнего. Об этом и о многом другом могло рассказать внимательному наблюдателю и его лицо: шрамы на лбу и на щеках, твердый взгляд ясных глаз, прищуренных против ветра, плотно сжатый рот человека, привыкшего больше думать, чем говорить. Все это вполне укладывалось в образ крепкого, хладнокровного профессионала, который, дождавшись удобного случая, убивает без промахов и без осечек.