Жемчужина Лабуана - [12]

Он бредил… Повсюду, со всех сторон: и под деревьями, и в кустах, и на берегу, и в воде — повсюду были враги… Легионами летающих призраков они носились над его головой, какие-то скелеты с дикими ухмылками прыгали и плясали перед ним… Покойники поднимались из-под земли, гниющие, страшные, с окровавленными головами, с оторванными членами и вспоротыми животами. И все они смеялись, хохотали, издевались над ним, над жалким бессилием страшного Тигра Малайзии.

Во власти ужасного приступа бреда, он падал, вставал, он катался по земле, сжимал кулаки и скрежетал зубами.

— Прочь! Прочь, собаки!.. — орал он. — Что вам нужно от меня?.. Я Тигр Малайзии и не боюсь вас!.. Нападайте, если осмелитесь!.. Ах, вы смеетесь?.. Вы считаете меня бессильным? Врете, псы, я еще переверну всю Малайзию!.. Что вы глазеете на меня? Какого черта кривляетесь и пляшете вокруг? Зачем вы пришли сюда?.. И ты, Патан? И ты пришел посмеяться надо мной?.. И ты, Морской Паук?.. Убирайтесь! Убирайтесь к себе в преисподнюю! Прочь! Все прочь! Возвращайтесь в глубь моря, в царство тьмы. Я не пойду с вами! Я не хочу!.. А ты, Джиро-Батол? Тебе что нужно?.. Отмщения? Да, ты будешь его иметь, потому что Тигр воспрянет, он еще встанет на ноги, он вернется на Момпрачем… И он всех… Всех… леопардов… всех до последнего…

Он остановился, замер на секунду, вцепившись в волосы руками, с глазами, вылезающими из орбит, и, вновь рванувшись вперед, продолжал свой безумный бег.

— Кровь!.. — хрипел он. — Дайте мне крови, чтобы утолить мою жажду!.. Я Тигр Малайзии!..

Так он бегал и метался в ночном лесу, не заметив, когда выбежал на открытое место, на равнину, в дальнем конце которой виднелась какая-то изгородь.

Здесь он остановился; последние силы покинули его, глаза заволокло кровавым туманом. Он покачнулся и рухнул на землю, испустив страшный крик, раскатившийся в ночи гулким эхом.

Глава 6 ЖЕМЧУЖИНА ЛАБУАНА

Придя в себя, он с удивлением обнаружил, что лежит не на траве, где сознание ночью покинуло его, а в уютной и светлой комнате, оклеенной цветными обоями, что рана его перевязана чистым бинтом, а тело покоится на удобной и мягкой постели.

Он подумал, что все еще спит, что все это снится ему, но, протерев глаза, убедился, что все это реальность.

«Где это я? — спросил он себя. — Я еще жив или мертв?»

Он посмотрел вокруг, но не увидел никого, к кому можно было бы обратиться с вопросом.

Тогда он внимательно осмотрел комнату. Она была просторная, довольно элегантно обставленная и освещалась через два окна, за стеклами которых покачивались высокие деревья.

В углу он увидел фортепьяно, на котором были разбросаны ноты; справа — мольберт с незаконченной картиной, представляющей море; посередине — стол красного дерева с оставленной на нем вышивкой, сделанной, несомненно, женскими руками; а около постели — низкий табурет, инкрустированный черным деревом, на котором лежал его верный крисс, а рядом какая-то полураскрытая книга с засохшим цветком между страниц.

Он прислушался, но не уловил никаких голосов; издалека доносились какие-то нежные аккорды, похожие на звуки лютни или гитары.

«Но где же я? — снова спросил он себя. — В доме друзей или в плену у врагов? И кто перевязал мою рану?»

Внезапно его глаза остановились на книге, лежащей на табурете, и, движимый любопытством, он взял ее. На обложке ее, с обратной стороны, было что-то вытеснено золотом.

«Марианна! — прочел он. — Что это значит? Это имя или слово, которое я не понимаю?»

Он снова прочел его, и словно что-то мягкое и нежное ударило в сердце этого человека, стальное сердце, казалось бы, навеки закрытое и для более сильных чувств.

Он открыл книгу, вернее, рукописный альбом. Его страницы были исписаны чьим-то легким изящным почерком, но ни единого слова понять он не мог. Это был какой-то незнакомый язык, немного похожий на португальский Янеса, но, казалось, более мягкий и мелодичный.

Сам не желая того, движимый таинственной силой, он осторожно взял цветок, лежавший между страницами, и долго, внимательно смотрел на него. Он понюхал его несколько раз, стараясь не помять своими жесткими пальцами, отвыкшими от всего, кроме карабина и сабли, и снова испытал это странное чувство, эту пронзившую его сердце таинственную дрожь.

Невольным движением прикоснувшись к нему губами, он вложил цветок на прежнее место между страницами, закрыл книгу и снова положил на табурет.

И вовремя: ручка двери повернулась, и в комнату вошел человек. Он шагал неторопливо и с тем уверенным в себе достоинством, которое отличало людей англосаксонской расы. На вид ему было лет пятьдесят, лицо его окаймляла рыжеватая борода, начинавшая седеть, глаза были голубые, глубокие, и взгляд такой, что сразу ощущалось, что этот человек привык повелевать.

— Рад, что вы наконец пришли в себя, — сказал он Сандокану. — Три дня и три ночи вы были без сознания.

— Три дня! — воскликнул удивленный Сандокан. — Уже три дня, как я здесь?.. Но где я?

— Вы у людей, которые позаботятся о вас и сделают все возможное, чтобы вас вылечить, — сказал вошедший господин.

— Но кто вы?

— Лорд Джеймс Гвиллок, капитан флота ее величества королевы Виктории.