Жемчужина из логова Дракона - [14]

Пламя трещало споро и весело, держа дваров в отдалении, но Ветру не нравилось, как быстро его великолепная защита, построенная по всем правилам, пожирает сухие ветки. Горка хвороста за ночь истаяла почти без остатка, и Ветер от отчаянных просьб к Нимоа опустить скорее Линн за окрестные холмы переходил к отчаянным вспышкам брани. Надо же было загнать себя в ловушку, своими же руками, да еще так упорствовать в этом. Если он до утра доживет — уйдет и больше никогда не вернется в Бешискур, Ленивые Скалы. Название–то какое… Кто здесь уж никак не ленивый, так это двары. Тут их такое множество, целые тучи, и они так настойчивы в стремлении напиться его крови… или что они там пьют.

Бледно–голубой Линн уже клонился к краю неба, оставалось только ждать, что закончится первым: ночь или дрова, поспешно собранные Ветром накануне. Печальный Линн озарял округу призрачным серебристым светом, поэтому силуэты дваров хорошо выделялись зловещими пятнами абсолютной бесформенной черноты. Они тянулись к Ветру своими кончиками–щупальцами, и те все больше выползали наружу из «тела», удлинялись и утолщались, подобно уродливым «лапам». Хорошо, что двары боятся огня. И летать не умеют. Но Ветра все равно колотило. Спасибо Тэрмилу, научил в свое время некоторым штукам. И самое лучшее средство — огонь. И просто, и действенно. Однако ж кое–что глупый выученик Тэрмила упустил: хворост слишком сухой, а ночи на юге слишком длинные.

И откуда берется эта мерзость? Считается, что приходят двары из–под земли, из своего черного мира. А есть ли он на самом деле, мир тот? Кто видел, как хоть один двар из–под земли вылез? Ветер, например, не видел, а ведь он на своем веку не одного двара повидал. Особенно в последнее время. А ведь многим и вовсе ни одной твари встречать не доводилось, потому что сидят они по ночам в своих домишках за крепкими запорами, и правильно делают. А вот жертвы дваров Ветер видывал неоднократно. Видали и другие. И вроде ничего такого, только ужас на обличье и странное оцепенение… и кожа иссиня–черным отливает. И больше ничего, только кое–где точечки, царапины, будто щипали человека. Потому и пошли разговоры, что двары кровь человеческую пьют. Да только кровь никуда не девается, уж проверяли. Вся на месте остается, только очень темная становится, почти черная. Так что не кровь они пьют. Однако изучать на собственной шкуре, что там у них на самом деле происходит, у Ветра не было ни малейшего желания.

Служители из Святилищ Драконов говорят, что двары — духи умерших неправедной смертью, вот и мстят они живым. Поэтому чуть только Линн взойдет, вылезают они из–под земли и вперед — людей губить, и пока двар человека не изведет, то сам не освободится. А «съеденный», стало быть, дваром и становится. Вместо того. Только все это сказки для тех, кто их слушает. Служители сами, верно, не знают, что такое эти двары, — Ветер давно сообразил. А какие же они тогда служители? Вот и передают эту сказку от одного к другому. Из года в год. Сами уже, должно быть, поверили.

Линн коснулся горной спины справа от Ветра и двары, казалось, испустили горестный вопль, хотя не раздалось ни звука. Ветра обдало волной жуткой скорби, нечеловеческой и яростной, и твари понемногу начали рассасываться, уползать. Ряды их редели очень быстро и весьма кстати: костер догорал. Диск Линна понемногу исчезал за горами, и вот уже рядом с опавшим пламенем не осталось ни единого темного пятна, но на всякий случай Ветер забросил в огонь все, что у него оставалось, до последнего прутика. А вдруг.

Наконец Линн исчез, вокруг совсем стемнело, но это спокойная предрассветная темень, в котором нет места дварам, и Ветер позволил себе расслабиться. Только теперь он ощутил, как затекло все тело, и вытянулся в круге пепла и догорающих углей, которые кое–где еще лизало пламя.

Надо уходить отсюда, как только Канн взойдет. Скоро уже… Уходить совсем. Сколько он здесь блуждает? Большой срок уже, а это пять малых, и в каждом — пять долгих дней и ночей! Его терпение вышло. За это время он все тут облазил, весь Бешискур.

Да, многое из того, что поведал старик, оказалось правдой. И две пещерки сразу отыскались, те самые, в которых Ветер прятался по ночам от дваров, заваливая вход камнями, и маленький водопадик, дающий жизнь озерку, рыбой из которого он питался. Сонная Ущелина меж двух Небесных Куполов тоже была на месте. И проход из Ущелины в долину он нашел без труда. Возжег пять костров, призвал Детей Нимоа, хранящих его Слезы. Выполнил все, что сказано. Как и следовало ожидать, скалы ответили ему эхом, в остальном — молчание. Каждый срочный день просить милости Нимоа, говорил старик. И вот их уже пять прошло. И каждый раз Ветер возжигал костры. Весь сушняк по окрестным горам растащил.

Вчера, сам не свой от усталости, он потерял последнюю надежду, что карта его хоть чего–нибудь да стоит, и от того так обессилел, что сдуру забылся сном. А когда проснулся и понял, что близится ночь и до пещерки ему попросту не добраться, то рванул сюда, подальше от входа в долину, где хоть какой–то сушняк порубить еще не успел. Скорехонько завел круговой костер, схоронился. Проснись он чуть попозже… Тут бы и смерть его пришла.