Жемчуг перед свиньями - [31]

***

Ирен развешивала после стирки белье на веревке, натянутой между двумя столбами, перед входом в развалившуюся лачугу, в которую превратился бывший домик охраны Фальгонкуля. Они вновь поселились здесь, вернувшись неделю тому назад. За это время приступы астмы у бывшей пастушки стали заметно реже и слабее. Ромуальд же заканчивал пилить на козлах туристический щит с надписью: «Кьефран и его старый исторический замок»; он сорвал его на дороге прошлой ночью. Замок был его жилищем, его собственностью, и нечего было его осматривать. Этот мерзкий Фроссинет никогда не спрашивал у него разрешения на его осмотр. Он решил пустить этот щит на дрова, на растопку старой, заржавленной плиты, которую они с Ирен, сидя без денег достали со дна рва и водрузили на кухне – единственной более-менее пригодной для жилья комнате лачуги.

Положение Ромуальда было ужасным, почти безвыходным. Во-первых, Ирен и слышать не хотела ни о каком море, она беспокоилась о своем здоровье. Во-вторых, она хотела выйти замуж в Кьефране и больше нигде, она хотела ослепить местных деревенских, утереть им нос. В-третьих, ожерелье, которое Ирен не снимала целый божий день – разве что, когда шла в деревню – портилось с каждым днем. Ромуальд попытался было подержать его в болоте, но от стоячей воды толку было мало: свойства жемчуга не восстанавливались. Жемчужины темнели, приобретали зеленовато-серый оттенок, а если их потереть, то начинали шелушиться и стираться. Но Ирен, казалось, это нисколько не беспокоило. Наоборот, изменения оттенков ее забавляли, укрепляли ее веру в великолепие жемчужин Востока.

В-четвертых, узнав, благодаря ходившим по деревне слухам о предстоящей женитьбе Ромуальда, его дальний родственник граф де Тюрзьер, седьмая вода на киселе по отцовской линии, живший, в 50-ти километрах от них, в сторону Шоссена, – 80-летний старик, не имевший прямых наследников, пригласил Ромуальда в свой замок и объявил ему, что намерен сделать роскошный свадебный подарок последнему из Мюзарденов, а именно: несколько сенокосных лугов, старую водяную мельницу, участок с одичавшим виноградником, куда уже и вороны-то не летали, а поселился давным-давно колорадский жук, а также несколько семейных реликвий, среди которых полотна Мейссонье и два полотна Бугро, найденных на чердаке. Все это Ромуальд получит, разумеется, только после свадьбы – о, эта вечная недоверчивость жителей Франш-Контэ!

Таким образом, Ромуальд получал какой-никакой начальный капитал и не продавая своих жемчужин. И в довершение всего, Ирен вбила себе в голову поохать и собственноручно показать эксперту колье, прежде чем надеть на палец обручальное кольцо. (Для чего написала Мени Грегуар, испрашивая совета.)

Так что со времени возвращения нашей пары в деревню произошло много событий.

Итак, Ромуальд пилил злополучный щит, как вдруг на горизонте обозначилась новая опасность: из сушняка показалась сиреневая «Ланча» с его убийцами и медленно покатила к подъемному мосту.

Ромуальд сразу бросил свою пилу, заскочил внутрь лачуги, схватил ожерелье (Ирен не успела его еще надеть) и кинулся в замок. Он входил в оружейный эал, как раз в тот момент, когда «Ланча» въезжала на подъемный мост. Он спустился по узкой лестнице, ведущей в каменный мешок; он знал, как потом оттуда выбраться. Несколько крыс бросились врассыпную, а сова осталась сидеть в каменной нише и спокойно взирала на бывшего фотографа, дрожавшего всеми своими членами в ожидании и надежде, что Ирен сумеет выпроводить бандитов, которые упорно продолжали его разыскивать.

***

Пьянити остался сидеть за рулем: ему было лень и потом он боялся испачкать в грязи свои ботинки.

Комбинас, со своим упорством добраться до Мюзардона, начинал ему надоедать. Уже почти два месяца они колесили по дорогам Франции, обшарив сначала весь Париж сверху донизу, чтобы настигнуть этого придурка, который их наколол. Толстяк стал совершенно невыносим. На прошлой неделе, после дурной сцены с Гертрудой, он плеснул ей в лицо серной кислотой. Она ушла, даже не потребовав своей доли, а ее лицо стало похоже на кусок пемзы. С тех пор мужчины жили вдвоем, не расставаясь, вынашивая преступные планы, особенно Комбинас.

Слон с площади Пигаль пошарил за пазухой и достал пистолет с полной обоймой.

– А куда делись ваши бараны? – спросил он у Ирен.

– Я больше не пасу баранов, – бросила она сухо. Этот толстяк довел ее, и она стала кричать, какого рожна он тут ищет и что ему надо.

– Ишь ты, два месяца назад ты была любезнее.

– Что вам надо?

– Мы ищем… ээ… хозяина эамка. Надо с ним побеседовагь, есть мужской разговор.

– Не могу вам сказать, где он сейчас. Его не видали уже…

– Маленькая стерва! (Он схватил ее за запястье и сжал, в бешенстве). А мне доложили, что он живет здесь уже неделю!

– Пьяницы! Им привиделось! Я живу одна.

– А машина? Та, что под деревьями, чья?

– Моя. Вернее его, но он мне ее оставил…

Она вдруг испугалась, подумав о колье. Ромуальд, должно быть, унес его с собой, в тайник…

Комбинас посмотрел в сторону замка:

– А привидения? Все там?

– Какие привидения?

– Я бы сходил с ними поздороваться и посмотреть, что там у них под простыней, копье или еще что… (Он повернулся к «Ланче».) Давай, Тони, поднимай свой зад и топай сюда.