Желтый вождь. Одинокое ранчо - [11]

Да и что он мог бы им сделать? Предать шайке дикарей? Но с какой целью? Ведь по его словам, он принадлежал к племени чоктавов, а оно никогда не выказывало вражды к белым. К тому же то обстоятельство, что проводник так бегло говорил по-английски, доказывало, что он провел большую часть своей жизни среди белых людей и близко сошелся с ними.

Да и само место стоянки он им выбрал такое удобное и безопасное, что трудно было заподозрить с его стороны злой умысел.

Хотя трапперы настойчиво уверяли, что этот чоктав – человек подозрительный, переселенцы не придавали значения их словам: они были уверены, что эти слова внушены трапперам предубеждением против индейцев вообще или профессиональной завистью, потому что Вабога тоже был прекрасным охотником. Могло быть и так, что трапперы просто захотели попугать переселенцев, чтобы потом посмеяться над ними.

Один только Снайвли несколько сомневался в честности Вабоги. Проводник жил там же, где сам Снайвли и его спутники, то есть на внутренних равнинах штата Миссисипи, а это бывшему надсмотрщику плантации казалось плохой рекомендацией для человека. Кроме того, Снайвли находил странным, почему Вабога посоветовал устроить ночную стоянку в стороне от караванного пути, на котором все-таки было бы безопаснее.

Бывший надсмотрщик сообщил некоторым из спутников о своих подозрениях, но те возразили ему, что он напрасно беспокоится: у чоктава не могло быть никакого интереса предавать их, потому что ему была обещана довольно значительная награда, если он благополучно доведет их до Скалистых гор. Притом за все время пути индеец не дал ни малейшего повода к подозрению.

Снайвли замолчал, но дал себе слово бдительно следить за индейцем, особенно ночью. И действительно, Снайвли дольше всех не спал в эту ночь, почему Вабога, отлично видевший это, и не мог вовремя удалиться из лагеря. Однако в полночь усталость взяла свое: задремал и Снайвли. Удостоверившись, что бывший надсмотрщик не притворяется, а действительно заснул, индеец подкрался к одной из лошадей, пасшихся посреди загона, и осторожно отвязал ее. Отведя лошадь на некоторое расстояние от лагеря, он вскочил на нее и быстро умчался.

Шум быстрой реки заглушил лошадиный топот, и никто ничего не заметил. Тем не менее, почти перед самым утром, простой случай открыл исчезновение проводника.

Лошадь, которую взял Вабога, имела жеребенка. Последний спал, когда мать была вынуждена покинуть его. Часа через два жеребенок проснулся и, не найдя возле себя матери, принялся так ржать и бегать взад и вперед по загороженному месту, что разбудил одного из переселенцев. Тот вскочил и, сообразив в чем дело, разбудил своих спутников.

– Вставайте! – крикнул он. – Индеец исчез вместе с лошадью!

Этих слов хватило, чтобы всполошить весь лагерь.

В первую минуту все растерялись и не знали, что предпринять. Женщины и дети подняли плач и вой, которому усердно вторили негры, как угорелые метавшиеся без всякой цели по лагерю.

Один Снайвли не потерял хладнокровия. Успокоив кое-как своих спутников, он посоветовал им приготовиться на всякий случай к защите.

Едва он успел восстановить порядок в лагере, как один из негров оповестил, что со стороны прерий приближается отряд всадников. Напрягая зрение, переселенцы, действительно, рассмотрели в указанном направлении какую-то плотную темную массу, быстро приближавшуюся к ним. В то же время послышался топот множества лошадиных копыт.

Не было никакого сомнения, что это мчался отряд всадников, но кто они были – друзья или враги? На этот вопрос трудно было ответить, так как темноту ночи слабо освещала заходившая уже луна.

Но вот раздался свирепый военный клич индейцев, и пораженные ужасом переселенцы поняли все: на них нападают дикари, очевидно, приведенные чоктавом. Трапперы были правы: Вабога изменил и предал их индейцам!

Снайвли и несколько из наиболее храбрых его спутников приготовились к обороне, надеясь на свое оружие. Однако им не пришлось даже пустить его в ход: не успели они встать в боевой порядок, как толпа индейцев, нахлынув бурным потоком, прорвала баррикаду и мгновенно окружила переселенцев со всех сторон. Это не трудно было сделать, потому что индейцы напали именно с той стороны, где имелся свободный проход, а с остальных трех находилась вода, и переселенцы оказались запертыми как в западне.

Дрожащие руки не повиновались, и данный переселенцами залп из карабинов только сотряс воздух. Сделать второй залп им не удалось: их быстро обезоружили и некоторых убили, а других связали. Негры попрятались под фургоны и, зарывшись в траву, жалобно выли.

Взошедшее солнце осветило ужасную картину. Такие картины в прежнее время часто повторялись в американских прериях. Фургоны переселенцев были разграблены и все, что в них находилось, в беспорядке валялось на земле. Лошади и быки стояли связанными вместе и, точно понимая постигшее их хозяев несчастье, дрожали всем телом и не обращали внимания на сочную траву, расстилавшуюся под их ногами. Посреди этого хаоса лежали убитые и оскальпированные белые и крепко связанные негры; последние не издавали ни одного звука и не двигались.