Желтый туман - [19]

Он совершенно не представлял, который час. Тяжелые бархатные шторы не давали проникнуть в комнату солнечным лучам, а дядюшкины часы он уже успел заложить, как и все остальные вещи, вытащенные из гроба. Выгода от совершения преступления, если его все же таковым считать, оказалась для Каллендера огорчительно малой. Он налил себе еще. Бокал был грязный, бутылку, долго хранившуюся в погребе, покрывал слой пыли. Он лишь терялся в догадках, как же чистят такие вещи. Это, как и загадочные процессы приготовления пищи и стирки одежды, было для него так же неведомо, как тайна загробной жизни. Он умел только курить и браниться, напиваться и мечтать, но даже из этих занятий на два требовались денежные средства, которыми он не располагал.

А в мечтах, как бы его это не бесило, ему виделась Салли Вуд. Он проклинал себя за это. Отныне, памятуя о собственной выгоде, он должен, как никогда, плясать на задних лапках перед Фелицией Лэм, в чьих изящных ручках, несомненно, находилась теперь его судьба. И все же в сумерках перед его глазами возникало лицо Салли, и ее глаза с тяжелыми веками, ее пухлые губы привлекали его не столько красотой, и тем более не искренней любовью, но тем ощущением власти, которое наполняло его, когда она стонала в его объятиях. С ней он мог бы снова почувствовать себя мужчиной, а не дрожащей тварью, насквозь пропитанной алкоголем, – а именно таким он становился, видя, как ускользают от него его невеста и его состояние. Все же пойти к любовнице означало рискнуть всем остальным, так что он предпочел вместо этого выпить еще бокал.

Бутылка чуть не выпала из его дрожащей руки, когда он услышал громкий стук, раздавшийся в доме. Он так и оцепенел на стуле, ошеломленно теряясь в догадках, но тут звук донесся снова, и он понял, что кто-то громко стучит на улице в его дверь. Сначала он решил не обращать на это внимания, но посетитель был так настойчив, что Каллендер наконец заставил себя подняться и на отказывающихся подчиняться ногах спуститься в холл. Пустой дом, лишенный привычного убранства, напомнил ему жилище Себастиана Ньюкасла, и Каллендер почти не удивился бы, увидь он на крыльце зловещего медиума со шрамом на лице.

Но у входа стоял незнакомец, полный, краснолицый тип с седеющей шевелюрой, одетый по моде десятилетней давности. Кроме того, сшито все это было на человека значительно более стройного. В левой руке он держал небольшую дорожную сумку, а правой как раз собирался снова постучать, и тут Каллендер распахнул тяжелую дубовую дверь.

Двое уставились друг на друга сквозь туманную серую дымку – Каллендер с трудом догадался, что на улице сумерки, – и незнакомец наконец заговорил:

– Реджи?

Каллендер был еще не настолько пьян, чтобы позабыть собственное имя, так что из этой реплики не извлек для себя ничего интересного.

– Как меня зовут, я, черт возьми, знаю, сэр, а вы-то кто такой?

– Ты не узнаешь меня?

– Я же уже сказал, чтоб вам неладно было! Проваливайте!

Человек, стоявший среди тумана, выглядел теперь искренне обиженным.

– Я же твой кузен! – воскликнул он. – Найджел! Найджел Стоун!

Каллендер покачнулся в дверном проеме и заморгал, глядя на посетителя.

– Стоун? – Из Индии?

– Правильно. Вот я и вернулся наконец. Как там дядя Уильям?

– Умер.

– Умер? О боже. Мои соболезнования.

– Да, – сказал Каллендер. – Что же, заходи.

Каллендер, пошатнувшись в дверном проеме, неуверенно шагнул назад в дом. Кузен последовал за ним, и Каллендер наконец заметил, что в доме царит непроглядная тьма. Найджел Стоун с минуту молча осматривался.

– Послушай, приятель! Здесь же остались только голые стены!

– Да. Да. Это все слуги.

– Слуги?

– Они самые. Слуги. Пока я был на похоронах, они и их сообщники обобрали весь дом и все вывезли.

– Господи! Что же за твари эти слуги! У нас там были такие темнокожие типы, за которыми нужно смотреть соколиным глазом, а иначе обворуют. И останешься гол как сокол, да? Почти скаламбурил.

– Мне не смешно, кузен.

– Ну да, конечно же, прости.

– Пойдем лучше в кабинет. Следуй за мной, сюда. Первым, что бросилось в глаза Стоуну в этой комнате, была бутылка бренди, по обеим сторонам от которой горели две свечи, прилепленные воском прямо на столешницу массивного стола. Каллендер уселся на стул, стоявший за столом, и поднял бокал. Он так торопился занять место, что неучтиво позабыл предложить сесть кузену.

– Скажи мне, кузен Найджел, как идут дела в Индии?

– Не особенно удачно, к сожалению. Поэтому дядя Уильям и вызвал меня сюда.

– Да? Но насколько все плохо?

– Просто отвратительно, если хочешь знать, дорогой приятель. У меня нет ни фартинга.[4]

– И не осталось совсем ничего? – спросил Каллендер. Глаза его блеснули в свете свечей, и он осушил бокал.

– Есть несколько ящиков с тканью, они прибыли на моем корабле. Их должны доставить сюда утром, но это все, что мне удалось спасти. Все до последнего пенса потратил на обратную дорогу. Ах нет, вру. У меня еще есть полкроны.[5] Видишь?

– Да ты просто болван!

Каллендер выскочил со стула и через стол схватил Стоуна за воротник. Он потащил кузена на себя, так что погасла свеча, а бутылка полетела на пол и разбилась. Стоун сначала от потрясения только замычал, но когда его стали бить об столешницу, старший из кузенов вырвался и оттолкнул пьяного агрессора так, что тот полетел в другой конец комнаты. Каллендер упал на пол и так и остался лежать, закрыв лицо руками и всхлипывая.