Жёлтый колокол - [17]

— Я не буду думать слишком долго, Ослепительный. Но как тебя зовут? Неудобно обращаться к тебе, не зная имени. Я даже лица твоего не вижу, а ты знаешь обо мне все.

Ослепительный снова захохотал.

— Зачем тебе мое имя? Чтобы получить тайную власть надо мной? Нет. А лицо… Я ведь Ослепительный, черви у моих ног недостойны лицезреть его. К тому же мое сердце полно жалости, они могут ослепнуть от сверкания, подобного солнечному.

Санечка глубоко вздохнул и встал.

— Мне нет нужды думать, мой ответ короток: нет.

— Нет? — не веря собственным ушам переспросил Ослепительный.

— Нет.

— Подумай. Ты же царь. Тебя ждет золотой венец и власть.

— Все равно нет.

— Ты чужой в этой стране, тебя не должны волновать ее заботы. Думай только о себе!

— Ты снова ошибся. Я не чужой в этой стране.

— Линх! Ты… — По твердому выражению лица Санечки Ослепительный понял, что все уговоры бесполезны, и трижды хлопнул в ладоши. — Гимпарс! — крикнул он появившемуся сотнику. — Забери пленника, он твой. Если передумает — пришли ко мне. И еще. Если он умрет раньше, чем через двое суток, ты заплатишь своей шкурой. А ты, Линх, запомни, что убивает не только железо, но и слово. Слово! Ты ведь все равно умрешь предателем.

Потом был огонь, было железо, была кровь.

Очнулся Санечка от того, что добрые, нежные руки осторожно вытирали ему голову влажной холодной тряпкой. Перед глазами по-прежнему плавал багровый туман, пронизанный желтыми языками пламени. Санечка вскрикнул и забился, но его мягко придержали и уложили обратно.

— Спокойно, лежи.

Туман помаленьку рассеялся, и Санечка различил встревоженные лица Гремислава и Древолюба, склонившиеся над ним.

— Где я?

— Все в порядке, — успокоил Древолюб. — Ты в безопасности. Выпей отварчику.

Теплая душистая жидкость омочила распухшие искусанные губы. Санечка с наслаждением хлебнул. Боль сразу куда-то отступила, и тело заполнила звенящая легкость.

— Он выздоровеет? — спросил Гремислав.

— Конечно, — успокоил леший. — Отвар семи трав…

Но Санечка уже уснул.

Проснувшись, он почувствовал себя почти нормально. Мучил только лютый голод. Санечка приподнялся, откинул плащ, которым был укутан с головой и вскрикнул. Грудь и руки были покрыты полосками нежной розовой кожи, от страшных ожогов и ран не осталось и следа.

— Проснулся, гуляка? — добродушно заворчал леший, услыхав его голос. — Лежи пока, герой.

Не улавливая насмешки, Санечка смутился.

— Ну уж… герой…

— Во всяком случае ты вел себя достойно, — сказал подошедший Гремислав. — Я потом убедил Гимпарса рассказать, что там произошло. Ты настоящий витязь, Александр, хотя осторожности тебе следует поучиться.

Санечка зарделся от удовольствия.

— Я только говорил «нет».

— Это тоже надо уметь, — подхватил леший. — И раньше, во время схватки с волками, ты показал себя молодцом. Тебе еще многое следует узнать, но я полагаю, что кузнец видел дальше нас. Он предсказал ведь… А сейчас выпей еще отварчику. Тебе нужно набраться сил, впереди у нас трудная дорога.

Позднее Древолюб рассказал, что произошло. Встревоженный долгим отсутствием Санечки, Гремислав бросился на поиски. Степняки оставили после себя множество следов, разобрать их было просто, несмотря на темноту. И Гремислав вышел к лагерю Ослепительного. Каким колдовством бусурманы укрылись от глаз Зорковида — неведомо, да и не важно. Витязь змеей прополз мимо дозоров, зарубил охрану и, воспользовавшись суматохой, ускакал, перекинув бесчувственное Санечкино тело через седло. Больше того, он прихватил с собой оглушенного Гимпарса. Леший занялся Санечкой, а Гремислав — Гимпарсом. Тот рассказал все.

— Ты пытал его? — спросил Санечка у Гремислава.

— Да, — без тени сожаления ответил витязь.

— Но как ты мог?!

— Не тебе говорить это. Добавь еще, что жалеешь мертвого волка.

— Конечно нет. Однако следовало как-то иначе… Нельзя уподобляться врагу.

— Каждый получает то, чего заслуживает. Идет жестокая война, в которой нет места жалости. Древний поэт сказал: «Все то хорошо, что к победе ведет; война есть война, остальное не в счет». Теперь я знаю все, что мне нужно.

Санечка неожиданно понял, что любые слова бесполезны, он не сумеет убедить Гремислава ни в чем. И если он сам собирается остаться здесь, ему поскорее следует избавиться от некоторых предрассудков. Собирается? Или должен? Почему вдруг пришел в голову этот вопрос? Должен, потому что это его земля. Его!

Кажется Гремислав уловил Санечкины колебания, так как сказал:

— Ремесло воина жестоко. Но долг перед Родиной выше сомнений. Его должно исполнять, хотя бы ценой жизни. Все, что во благо Родине — оправдано и справедливо. Если ради нее придется пожертвовать честью — я не дрогну. Мы не требуем благодарностей и хвалы. Исполненный долг — высшая наша награда, запомни это, Александр.

День спустя раны Санечки затянулись настолько, что они смогли двинуться в путь.

Дорога возникла ниоткуда. Только что ее не было — и вдруг появились истертые каменные плиты. Они были источены временем, дождями и бесчисленными ногами путников, прошедших по ним. Переход был таким незаметным, что Александр спохватился только когда копыта Грома уже с полчаса цокали по дороге.