Желтый дом. Том 2 - [28]

с большой буквы, большими буквами и самым жирным шрифтом, самую страшную болезнь нашего века.

А разве не то же самое было в наше время? — говорит мне Иван Васильевич. Хотя он старше меня, но не очень много. И считает меня представителем своего поколения. Я помню, как мы орали в училище. Всего, конечно, не помню. Кое-какие отрывочки. Чего, например, стоит такое «пение»!

На эпохальные идеи нам наплевать.

Нам с бабой завалиться б на кровать.

Если же кровати нету,

Можем прямо на Планету.

Жаль, потом придется вновь вставать.

Представьте себе, так и пели. И начальство слушало. И смеялось. Даже начальник Особого Отдела подпевал.

Я б слова другие подобрал,

Да боюсь, что скажут, я — нахал.

Но не надо придираться,

Я ведь пилотяга, братцы,

Лишь полет свой временно прервал.

А недурно, говорю я. Как там дальше? Не помню, говорит он. Вы в авиации служили? — спрашиваю я. Было дело, говорит он. Воевали? — спрашиваю я. Приходилось, отвечает он. И что же? — спрашиваю я. Ничего особенного, говорит он. Всему свое время. И песне тоже. Вспомнил еще кусочек.

Знаем мы, конечно, что не зря

Тянется морока с Октября.

Только малость надоело

Это муторное дело,

Между нами, честно говоря.

Каково?! И это мы пели в самом начале войны. И представьте себе, за это никого не посадили. И знаете почему? Потому что мы не говорили и не шептали это как тайну или разоблачение, а открыто пели как нечто обыденное и общепонятное. Вот вам парадокс, объясните! А одного моего знакомого уже после смерти Сталина посадили как гомосексуалиста на пять лет только за то, что он сказал по адресу заведующего одним из отделов ЦК, что он «е... его в ж...у».

Наши нравы

Говорят, что в ЦК висят лозунги: «Наша партия включилась в борьбу за звание коммунистической», «Да здравствует советский народ — вечный строитель коммунизма!» и «Кто у нас не работает, тот не ест».

Лоб

Мы с Матренадурой жили в общем более или менее мирно, ибо понимали, что не в ее силах улучшить наши жизненные условия. Только один Лоб постоянно нападал нападал на нее, за что Дон прозвал его борцом за права сараека. Сараек - это человек, живущий в сарае. Лбу эта роль пришлась по душе, и он играл ее с большим старанием до тех пор, пока Матренадура не пригрозила ему рассказать нам кое-что. И Лоб после этого смолк, даже начал подхалимничать перед нею. И даже в хозяйстве иногда начал помогать. Мы долго ломали голову над тем, что такое могла Матренадура выдать нам про Лба. Высказывались разные предположения, но все они тут же отпадали. Токарь, например, высказал гипотезу, что Лоб — гомосек. Но Дон тут же высмеял его, приведя несокрушимый аргумент против: Лоб эмоционально туп, а интеллектуально недоразвит для того, чтобы быть гомосеком. Наконец, МНС сказал, что он не видит тут большой проблемы: в нашем сарае должен быть по крайней мере один осведомитель Органов, а Лоб уже по крайней мере дважды беседовал с этим типом из района в горенке у Матренадуры.

Запад и мы

Одна из главных тем наших разговоров — Запад и мы. Нельзя сказать, что у нас есть определенные точки зрения на эту проблему. Наши точки зрения зависят от обстоятельств и иногда меняются по десятку раз на день. Бывает и так, что начинает человек речь за здравие, а кончает за упокой. Или наоборот. А иногда мы ухитряемся в одну фразу вложить взаимоисключающие смыслы. Все же имеют место некоторые предпочтения. Иван Васильевич, например, тяготеет к критике Запада и к отрицанию превосходства западного образа жизни, Костя же — к защите Запада и утверждению превосходства западного образа жизни над нашим. И споры на эту тему чаще затевает Костя. И в полемику с ним чаще ввязывается Иван Васильевич. Матренадура превозносит Запад, но весьма своеобразно: она поносит его. Вот образчик ее суждений о Западе. Еще бы им там не жить, говорит она. Фрукты жрут. Целыми днями в Лувре или Версале торчат, все на своих абасракцианисов глазеют. Наглядятся, выйдут, напьются кофею прямо на тротуаре - и обратно в Лувр!

Суждения Ивана Васильевича серьезнее, можно сказать — несколько научнее. Что вы тут все твердите о Западе, говорит он. На Западе то же самое, что и у нас может быть, и похуже. Жрут лучше. Одеваются приличнее. Чище немного. Вежливее. Болтать могут, не опасаясь посадки. Вот и все! Вы что думаете, там только и делают, что по музеям импрессионистов и произносят свободолюбивые речи? Там работают. И за каждую копеечку трясутся. И цену себе всячески набивают. А на проблемы им наплевать. На Западе тоже властвует обыватель, а обыватель везде мразь. Наш обыватель даже лучше, поскольку наша неустроенность заставляет его быть чуточку необывателем. Люди везде одинаковы. Законы человеческой жизни везде одни и те же.

Костя возражает совсем «по-научному». Я и не утверждаю, говорит он, что на Западе рай. Я же о другом. Я беру общество в целом. Вот вы говорили, что масса посредственностей и на Западе стремится помешать пробиться настоящему гению. А каковы возможности уцелеть и пробиться гению там, на Западе, и у нас? Где они больше? У них, вы с этим не спорите. А почему? Потому что у них климат лучше? Культура древнее? Нет, конечно. Очевидно, у них помимо одинаковых с нами социальных законов действуют какие-то другие, отличающие их тип общества от нашего. Какие? Ну, например, наличие независимых друг от друга конкурирующих объединений людей, возможность выбора, зависимость производителя от потребителя и т.п.